Андрей Данилов - HOMO Navicus, человек флота. Часть вторая

Вовчик этого не помнил. Но промолчал с многозначительным видом, чтоб не терять лица. На самом деле его просто тошнило. Проклятая простуда…

Действительно, когда уже на лодке померил температуру, было +42,5.

А в каюте сидит инспектор из политотдела флотилии. И спрашивает: «А почему у матроса Пупкина в росписи за уголовную ответственность за уклонение от БС хвостик сначала вправо смотрит, а в росписи за другую уголовную статью – влево?»

А Пупкин сбежал. Сутки назад. И хрен с ним. Плохой матрос.

Лечь нельзя, а хочется. И на родной койке 1 м 50 см при Вовкином росте 1 м 85 см, какой-то гестаповец сидит. Тупой к тому же. Пришлось ответить по-простому, по-лодочному: «Я не понял, вы меня в чем-то подозреваете? Так идите на х…, и на БС сами идите…»

Подействовало. Ушел гестаповец. Но нажаловался замначпо.

Только прилег Вова, которому х…во, а тут фигура, живот еле в дверь прошел.

– Владимир Степанович, вы на х… послали офицера вышестоящего политоргана.

– А я сегодня в настроении. Могу и вас…

Но не договорил. К счастью.

Не знаю, что дальше бы было, но командир, услышав, что на зама накинулись, объявляет по «Каштану»: «Подводная лодка выходит на выполнение правительственного задания… Провожающим покинуть ваго… гм, борт!» Суета, беготня, давка. Наконец-то сами. Вышли. Зона ответственности от базы до середины Охотского моря. Потом назад, к базе, потом в Охотское. Петля такая.

– Александр Иваныч, мне б поспать. Простудился…

– Спи!

Шесть суток боевой. Зарядка батарей ночью. Всплыли. Зарядились. Погрузились, пошли.

У Вовы кол в спине, но бегает по отсекам, службу проверяет, обязанности блюдет. И не дай бог, чтоб «Боевой листок» просрочен был. И политинформации, и другая дребедень официальная. А главное, он матросиков поддерживает, особенно молодых. Уже глубины не боятся. И других. Не зря с ЧВСом о польморсосе спорил. А польморсос – это главное. Ничего без него не будет: ни в аварийный реакторный не шагнут, ни в отсеке не останутся. И только дурак возразит. Это по-другому называется военным ДОЛГОМ. Потому Вовке и Член не Член. Авторитет на лодке у Вовки выше. У ЧВСа – в других местах, спорить не будем…

Экипаж принимает витамины, выдаваемые доктором.

Однажды погружались на рассвете. Пошел Вова с кормы море оросить, а моча черная. А от витаминов яркая должна быть, красивая, светящаяся, играющая оранжево-желтым цветом при первых солнечных лучах. Особенно когда ее сильную вверх направляешь. Огорчился.

Вызвал дохтура.

– Паш, кажется, у меня желтуха. Суки, с боевой снимут…

– Да что вы, Степаныч. Вот атлас медицинский. Видите, какие у них хари желтые. А вы огурцом против них!

– Писец, зеленый, что ль, уже?

– Да нет, бодрый! Сча мы вашу простуду залечим!

Дверь в каюту отъезжает в сторону. В проеме – Паша, рыжие усы довольно топорщатся, на губах улыбка. В одной руке кружка со спиртом, на второй ладони – груда таблеток. Штук сорок.

– Пейте, пейте. Я с командиром договорился, можно три смены подряд спать…

– Паш, а ты уверен?

– Утром будете свежим и бодрым! Отвечаю!

Вова таблетки в пасть забросил, хекнул, чистым спиртом запил…

Утро было хмурым. Ну утра, как такового не было – под водой были. Но встать Вова не смог. Сквозь правый бок проходил кол, намертво пригвоздивший его к койке…

«Блин, кто ошибся? Я ж не вурдалак. И осина ли это? А чего я жив тогда? Или не осина, или не вурдалак», – сохранил ясность мысли Вова. Понятно, вурдалаком чувствовать себя не хотелось, но иногда по долгу службы, не призванию души, поверьте, быть им приходилось. Перебрал всех.

Ну, разве что механик. Хотя и он не мог. Он же советский офицер! И хер с ним, с партвзысканием! Ну обиделся, но не так же? Да еще на боевой…

Глянул Вова на себя – а белки желтые. А он на «скорой» до поступления в училище работал, в диагностике разбирался…

– Паша! Павел Иванович! С-с-сука… Зайди, коновал херов! Дай спасибо скажу за лечение простуды…

А на 641-м проекте каюта, где доктор спит, аккурат напротив замовско-старпомовской.

Встать Вова не может, ищет, чем бы Пашу…нуть, когда тот войдет, да побольней. А нет ничего. А кулаком не дотянешься. Взял томик «Истории КПСС». Килограмма три будет. Хвати, чтоб научить диагнозы ставить…

Что-то долго Паша не идет. А помощь нужна.

Постучал Вова ногой в переборку, к командиру в каюту – помните разницу в койке и росте?

– Зам, что хотел?

– Александр Иваныч, желтуха у меня. Дайте радио. Я ж весь экипаж из строя выведу, хуже ЦРУшного диверсанта. Мы ж к базе идем? А Пашу спрячьте – убью… Ишь, певец: запейте таблетки спиртом, я договорился…

Белоснежный катер комбрига пришвартовался к борту. Бесстрашный комбриг пожал руку Вове, ничего не боясь. Тем более докторских забубонов. Сменный зам перешел на лодку. Вову поместили в лазарет, в отдельную палату. По ночам по ней прыгали огромные крысы, несколько веселя унылое житье. Он с ними разговаривал. Даже имена дал. Флагмедик, в отличие от комбрига, от Вовы шарахался. А зам – существо общительное. Для него изоляция – смерть.

Доктор:

– Вы – бактериологическое оружие! Вам ни к чему нельзя прикасаться!

– Тогда забросьте меня в Америку – сколько денег для страны сэкономим!

– Нельзя, вы можете заразить летчиков, которые будут вас сбрасывать!

Так из-за эскулапа страна потеряла пару миллиардов из оборонного бюджета.

Но Вова медика построил. Про крыс рассказал. Про имена. Спросил, давать ли команду «ко мне!» А у Вовы дар к дрессуре. Медик оттаял, даже спросил, не надо ли чего. Дал медику ключи от квартиры, и тот носил ему журнал «Иностранная литература». Наконец-то удалось почитать… После прочтения дохтур журналы лично сжигал.

Через три дня пришла «Авача», транспорт. Вову в отдельной каюте на койке с голой сеткой под присмотром мичмана, на всякий случай, вооруженного пистолетом, отправили в госпиталь. Вова чувствовал себя каторжанином. Ему очень хотелось на мичмана или дыхнуть, или плюнуть, но пистолет сдерживал. Да и мичман был незнакомый. А вдруг, дурак, шутки не поймет?

В госпитале мичман сдал его и удалился. Дежурный врач, покачав головой, огорчился:

– А говорили с сифилисом. Плакала диссертация. Когда еще МОИ больной будет?

– Сифилис пошло, – сказал Вова. – Лучше б вы себе чуму для диссертации выбрали.

Врач задумался.

Инфекционное было веселым. Там лежал СПСовец, поймавший желтуху на любимой девушке. А нечего в критические дни любовью заниматься! В госпитале через простынь ему привилась вошь платяная. И как это девушке объяснить? Ну отсутствие волос на определенном месте? Ему ж не аппендикс удаляли, а от желтухи лечили.

А еще врач сказал, что ни любовью нельзя заниматься месяца четыре, ни пить год, ни курить. Вова огорчился: «Лучше б триппер…»