Андрей Данилов - HOMO Navicus, человек флота. Часть вторая

Начстрой Данилов В.И.

– Сика корабельная, зелень подкильная! Сейчас я определю, кто из вас пойдет в увольнение!

Строгий, но справедливый. Весельчак и жизнелюб. Батя. Мой и «всехный»… Его до сих пор помнят все выпуски.

А вот и плац. Нахлынуло. Сколько ж километров набегано, нахожено. Сколько подметок стерто!

Знаменная группа училища. С Сашей Толстиковым, выходцем из РПК Кремля. Из тех, кто у Мавзолея стоял. Жаль, что в династии я самый маленький -185 см. Тогда бы знамя училища чаще носил, а пришлось чаще палашом махать.

Капраз Пинчук Андрей Андреевич, командир крейсера «Варяг». Замнач училища.

– «Ура» должно быть раскатистым и громким. Тренируйтесь.

И мы тренировались до посинения, хрипоты, рвоты и подвижки в мозгах.

И мичман, дежурный по КПП, представившийся ему «не по форме»:

– Дежурный по КПП мичман такой-то.

– А дальше?

– Мичман…

– И?

– Урррааааааа!

А надо было сказать:

– Мичман такой-то, товарищ капитан первого ранга. Устав нужно чтить. И знать.

Андрей Андреевич понял, простил, но с дежурства все же снял ретивого. Наверное, недостаточно раскатисто прокричал…

Степан Лысяный, «взводный».

– У вас что здесь, тигры е… сь?

Это о качестве утренней приборки…

Подполковник Мартынович. Гроза нарушителей учебного процесса. Зато старшекурсники, стоящие помощниками дежурного по училищу, читали его диссертацию. И делали свои замечания. И он их учел, и защитился. Успешно. А мы были счастливы причастностью и уже начинали писать свои…

Были, конечно, и личности «проходящие». Типа «Суточный наряд! Смирно! Слушай секретное слово! Сегодня секретное слово – ,Самара“!»

И плакал начальник караула, и плакали заступающие в наряд от смеха.

Такие не задерживались.

Большое, длинное и сложное слово «профессионализм».

ВВМУЗЫ. Были когда-то такие учебные заведения. Кузницы кадров будущей морской мощи страны. Туда шел золотой фонд флота, сначала не понимая, зачем. Вроде для себя. А потом проникаясь и забывая себя. И все для нового флотского поколения.

Военный. Мужской. И трижды настоящий фонд, не приемлющий фальши, разрезающий форштевнем тупость и глупость, вооружавший знаниями. Интеллигентный и грубоватый, сделавший из нас то, что мы есть. Поклон и память.

Мельчает все… И флот.

Память остается. Дай бог, чтобы не только она одна…

Ах, Кубань, хлебные поля в васильках и маках…

Курсантский отпуск я проводил в кубанском колхозе у дедушек-бабушек.

Мой одноклассник Серега Л. тоже приехал к родителям. Между нами всего 10 километров. Беру велосипед, кручу педали, к другу еду.

Готовлю план на сегодняшний вечер, головой по сторонам верчу. Вокруг поля и тополя защитных лесопосадок. Жарко. Воздух насыщен запахами разогретой травы, стеблей дозревающих помидоров и акации. Хорошо!

Доезжаю до почты. Здесь мама Серегина работает. Надо поздороваться и узнать, где Серега. Мобилок тогда не было, так что встреча носила незапланированный характер. Зашел в помещение. Вкусно пахнет сургучом, поскрипывает пол дощатый. Окно открыто, за окном яблонька вяло листиками шелестит.

Серегина мама рыдает за столом. Меня узнала, кинулась, как к родному, потрясая какой-то бумагой. Оказалось, телеграмма. Текст: «Свадьба

переносится 16 августа тчк Маша». Адресована Сереге.

– Что за Маша? Какая свадьба? Три дня осталось. Отца кондратий хватит, когда узнает… И молчал сынок! Как успеть? Чего молчал? Почему с невестой не познакомил? Она что, беременна? Ой, лишенько… Вот оно, тринадцатое число! А кто у нее родители?

В общем, одни вопросы и женские крики-слезы…

Я точно знал, что у Сереги вообще девушки не было, не только невесты. Друг ведь, сказал бы, если б завелась.

Честно выкладываю все маме. Она не верит и подозрительно так смотрит, типа все вы, мужики, заодно… И ехидно так спрашивает:

– А как же адрес? И адресат?

Не знаю. Успокаиваю как могу. Сам в загадках…

Почту – на замок, идем домой к Сереге. Он мне обрадоваться не успел, как мать коршуном с телеграммой налетела. Опять та же сцена… Оправдывается он, рассказывает, что ни сном ни духом о Маше не знает, как и о свадьбе и о беременности.

Тут отец пришел на обед. Ремень хотел брючный вытянуть, да меня постеснялся. Сел за стол, руки на столешницу положил, кулаки огромные… Беременность явно не поймет.

Дал Серега клятву родителям, что до окончания училища никаких свадеб. И меня под эту клятву тоже подписали. Я не очень-то и сопротивлялся. И клятву от души дал. Родители успокоились вроде.

Взял Серега велосипед, поехали ко мне в гости. А то у него все ж не та обстановка, чтоб отдыхать. Едем по нашему селу. Мне все улыбаются и поздравляют. Странно.

Мост через речку, Дворец культуры, обложенный красным туфом, почта, а за нею – дом деда.

На ступеньках крыльца почты Светка-почтальонша плачет, в руках бумажку комкает. Яркая, броская, черные волосы волной, кожа мраморная, фигура – чудо, грудь – что-то, ниже талии – богатство непревзойденное, красивая – обалдеть, хоть и в слезах. Настоящая казачка.

Серега даже рот раскрыл…

Меня увидела, бросилась навстречу. Торможу, слажу с велосипеда. Соскучилась, милая! А она мне по морде хрясь! И бумажкой бросила.

Зарыдала:

– Ты… ты…

И убежала. Из здания почты несется девичий плач. Поднял я комок, развернул. Телеграмма. И тот же текст… Это уже не смешно. Хотя…Маша, Маша… Вспоминаю всех. Нет Маши. Маши нет. Как там? «Вечер перестает быть томным…» А я ж Серегу со Светкиной сестрой обещал познакомить.

Хорошо, что у Сереги своя телеграмма в кармане. Запускаю на почту его, потом только захожу сам. Щека-то горит. Рука у Светки-ого-го, тяжелая. Казачка… Честно смотрю ей в глаза. Маши-то никакой нет. Господи, какие они большие и синие! Утонуть можно. А ресницы! А губы! А щеки!

Убедили. Ну, понятно, слезы-сопли-обнималки-целовалки… М-м-м, как она вкусно пахнет… Прощаюсь до вечера. Рандеву определил, сестра будет. Серега красив, спортивен и мужественен.

Потом бабушку мою успокаивали. Потом дедушку. Хорошо, что Серега свою телеграмму не выбросил.

И вечер и ночь под темно-фиолетовым кубанским небом, сияющим огромными яркими звездами, у нас сложились под треск цикад, шелест листьев, хор лягушек на пруду, ночной ветерок, дурман трав и неповторимый аромат разгоряченного девичьего тела… Я эти звезды Светке сначала по одной дарил, а потом созвездиями целыми. И названиями сыпал, спасибо мореходной астрономии… И «до», и «после»… И много раз…

Тут женщины спрашивали, женился ли я на Светке? Нет, конечно. Я ж клятву дал. Клятва – это свято. А окончания мной училища она не дождалась. Такие красавицы в девках не засиживаются. Впрочем, не виню. Одним – срывать цветы, вторым – за ними в семейных горшочках ухаживать… И девушки очень в эти «горшочки» стремятся. Но я ее помню… Мисс Кубань.