Виктор Белько - Морская служба как форма мужской жизни

Бегло глянув. Украдкой, по рядам офицеров – нет ли женщин, которые уже тогда появлялись в наших рядах – он выразил свое мнение в форме высочайшего повеления: – Царёв! Слушайте сюда внимательно: Если по кому-то из матросов, мичманов и даже офицеров будут сомнения по вашей части – немедленно, рысью, – в…., на завод – изготовитель! Увольнять, как там у вас положено через медкомиссию! Мне плевать, сколько у меня будет матросов – 10 тыс и 9999! А не то… Вооруженные Силы не воспитательное и не профилактическое учреждение! Они созданы для войны!

Царева еще долго ехидные коллеги называли: «Товарищ замкомандующего!»

А начмед флотилии, заслуженный врач РФ полковник Садовников зашел как то на отделение, попросил чашку кофе (без молока и сахара, говорил – так больше кофе получается) сказал: "Вот, дорогой Игорь, разве, служа у черта на рогах, на самой Новой Земле, ты предполагал ли, что когда-нибудь, ты получишь такую высокую должность? Даже у меня такой нет! Выходит я теперь тебе должен подчиняться?

У Игоря, на стене, над окном висел классный рисунок, почти в 3D, выполненная медицинская эмблема, та самая…

Садовников удивился: А, смотри Игорь – точно – «Тёща ест мороженное»! Моя тёша! Нет, точно – на мою тещу похожа, когда она в наши споры с женой влезает! И, улыбнувшись, с видимым удовольствием, глотнул, смакуя, приятный кофе.

Вечер опустился на берега быстрой реки. Рыбаки собрали свои снасти, убрали в багажники. С утра – домой, больше ста километров!

… и начались разговоры, история и воспоминания…

– Когда мы были на практике – начал рассказ Николай Иванович Бардин, в не таком уж далеком прошлом – командир РПК СН, а теперь – военпенс со стажем, как раз развернулись масштабные учения, и мы по тревоге вышли в море для участия в этой серьезной военной игре И все для нас было впервые, и вновь!!! Дальше было все, что запланировано – отстрелялись удачно, на отлично. Командир облегченно вздохнул, сыграл пару «дежурных» тревог, остался доволен на уровне общего успеха. А потом ушел вместе с доктором в кают-компанию – играть в шахматы. У них был какой-то перманентный турнир, с трехзначным счетом.

И вдруг – у одного из мичманов случился приступ аппендицита. Вроде бы рядовой случай – именно для этого корабельные врачи дежурят в госпиталях, проводят самостоятельные операции. И у них в послужном списке отмечали, сколько таких операций успешно проведено ими самостоятельно – вроде, как количество сбитых врагов на фюзеляже самолета военного летчика. Я помню, в некоторых автономках доктор вырезал из внутренностей морского волка, а то – и у двух сразу, вспухший аппендикс – так, между двумя партиями в «кошу», перед чашкой кофе.

Корабельный доктор Корбан был опытным врачом, и саму операцию выполнил блестяще – как учили. Удалил он воспаленный аппендикс, не дал пути осложнениям всяким. Но дальше все пошло не так…

Мне трудно говорить о специальных деталях – ваши, доктор, нюансы мне – попросту неизвестны, но, в двух словах, как я тогда понял, все выглядело примерно так – местный наркоз на больного мичмана почти не действовал. Да и времени прошло – ого-го-го, может чего уже и забыл, так что – не обессудьте! Выбор средств у медиков тогда был намного скромнее, а типовой общий наркоз, как понимаете, тогда на лодке запрещен по определению. Или ограничен – уж не знаю! Представьте, что в прочном корпусе вдруг разобьется банка с ним, или там – ампула, смотря – в какой таре, уж и не знаю. И вся лодка тогда – под наркозом?

– Ну, это вряд ли! – возразил бывалый знаток Рюмин.

– По нашим тогдашним понятиям здоровых двадцатилетних балбесов, этот мичман был ужасно старым – ему было целых тридцать шесть лет! Мне бы сейчас такую старость! – мечтательно прищурился Николай Иванович и продолжал: – И был он коком-инструктором с комплекцией, соответствующей профессии, да плюс еще любителем выпить. Нет – даже профессионалом этого малопочтенного дела – это точнее! А куда денешься! У нас даже умные люди хвастаются, что могут выпить на полбанки больше своего друга, а, уж – тем более – врага!

Поэтому, у него на животе была солидная жировая прослойка, основательно пропитанная (по серьезным подозрениям доктора) спиртом и его компонентами.

– Ну, прямо уж так! – скептически покачал головой Рюмин.

– Да говорю же – я не знаю, за что купил – за то и продаю! – отмахнулся старый подводник, сбиваясь с нити рассказа.

– Доктор, помолчи – дай послушать, тем более – мы сами тоже ни хрена в этом не понимаем! – поддержал Николая Ивановича недовольный Егоркин – будет охота – потом разъяснишь!

– Значит, – продолжаю! – опять поморщился Бардин. Как командир до мозга костей, он не привык, чтобы его перебивали, да уж теперь на нахала не рявкнешь с высоты своего служебного положения… Теперь поможет не авторитет власти, а только просто – авторитет.

– Короче, так или иначе, но завершить операцию доктор не мог, через несколько минут после укола, больной уже кричал, как резаный!

После выхода на связь с берегом, сначала было принято решение передать больного на один из крейсеров, ходивших аккурат в этом районе. Там была оперативная бригада лучших врачей флота! На всякий случай!

Но на Баренцево море налетел такой шторм, что тяжелый, в тринадцать тысяч тонн водоизмещения, наш атомный ракетный подводный крейсер заметно покачивало уже на пятидесяти метрах! Как же валяло на горбатых валах просто крейсер – можно было только гадать! При таком раскладе могли потерять и больного, и еще и тех, кто будет участвовать в этой передаче с корабля на корабль.

Озабоченное командование молчало, а на очередном сеансе связи мы получили команду идти в Североморск и там сдать больного в главный госпиталь. Только идти было туда совсем не один день, да!

Врач на лодке был, понятное дело, единственным медиком. Он не отходил от больного и не спал уже третьи сутки. Из добровольных помощников, определенных в санитары, никто долго не выдерживал. Мы лишь посмеивались – тоже мне, мол, вояки! А зря смеялись-то! Гордыня – она наказуема!

Один только старпом Алексей Викторович Цаплин держался, иногда ему помогал замполит, и лишь тогда доктор мог позволить себе отдохнуть хоть короткое время – все-таки, старпом, он конечно – большой человек, но… не врач. А мало ли что? И через каждые десять минут он вздрагивал, открывал свои покрасневшие от бессонницы глаза и осматривал мичмана, в поисках тревожных симптомов. «Жив! Дышит! Спит!» – облегченно вздыхал он и опять проваливался в полынью сознания между тревожным сном и явью.

Командир освободил старпома от ходовой вахты и сам, практически, не покидал Центральный пост. Лодка шла ровно, лучше автобуса, стараясь не изменять глубину. Экипаж находился в отсеках, переходы между ними были сокращены до минимума – по мнению доктора, так можно было избежать перепадов давления, которые болезненно отражались на самочувствии больного мичмана, лежащего на операционном столе с разрезом на животе и с оголенной частью кишечника. Б-р-р! Как вспомнишь. Так и в дрожь бросает!