Дмитрий Семакин - Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн. Том I

На следующий «баньянов день» [19] «Баньяновы дни» (Banyan days) — на матросском жаргоне понедельник, среда и пятница, «голодные дни», когда в целях экономии морякам не выдавали мяса, ограничиваясь лишь растительной пищей. Название пошло от индусских торговцев-вегетарианцев «банья», а вовсе не от дерева баньян, как можно подумать. экипаж не получил свою порцию сыра. Это вызвало громкое негодование у матросов. Возмущенный помощник оружейника Джон Уильямс признался, что это именно он, выполняя распоряжение Сэмюэла, переправил в шлюпке две головы сыра, бочку уксуса и некоторые другие вещи на квартиру Блая.

Двое свидетелей, Хиллбрант и Уильямс, по сути, публично уличили капитана во лжи и банальном воровстве. Что ж, дело нехитрое, казенное имущество понемногу растаскивалось во все времена, и британский флот XVIII века не исключение. Тогда на это все смотрели, в общем, сквозь пальцы. Подумаешь, капитан корабля решил побаловать семью бесплатным сыром. Но в данном случае Блай — совершенно очевидно — беззастенчиво лгал и упорно обвинял в мнимой краже кого-то из экипажа. В результате страдала вся команда. И не столько из-за отсутствия сыра в меню, сколько из-за вопиющей несправедливости.

Моррисон пишет, что матросы в знак протеста отказались есть масло без сыра. Назревал серьезный конфликт. Тогда капитан приказал вместо урезанной порции хлеба выдавать морякам по одному фунту тыквы (которая тоже начала портиться на жаре). В глазах простых матросов эта «компенсация» выглядела издевательски. Полусгнившая тыква была с шумным возмущением отвергнута. Об этом тут же было доложено капитану.

И вот тогда Блай впервые проявил себя «во всей красе». Решив, видимо, подавить «голодный бунт» в зародыше, он незамедлительно собрал весь экипаж на палубе и в ярости приказал клерку Сэмюэлу назвать каждого, кто посмел отказаться от еды. Моррисон приводит следующую тираду Блая: «Вы, проклятые чертовы мерзавцы, будете у меня траву есть или что найдете, пока я с вами не расправлюсь!».

Дальше Моррисон пишет, что капитан, назвав себя истиной в последней инстанции (так я вольно перевожу словосочетание Моррисона «fittest Judge»), под страхом сурового наказания запретил кому бы то ни было на борту даже заикаться о плохом питании, и что он жестоко высечет первого, кто в будущем посмеет пожаловаться на эту тему.

Что ж, угроза подействовала. Униженные моряки молча взяли по тыкве и разошлись. Но конфликт разрешен не был. Грубым окриком Блай загнал проблему внутрь, раз и навсегда потеряв какое бы ни было уважение и доверие.

Моррисон отмечает, что после этого простые матросы, люди, привычные к командирскому хамству, роптали даже меньше, чем офицеры. У матросов имелись хотя бы свои личные запасы картошки, тогда как офицеры и гардемарины целиком зависели от корабельной кухни. Но тогда никто из них открыто не возмутился против самоуправства Блая.

Предоставим же слово нашим вымышленным комментаторам-антагонистам.

B: «Этот идиотский эпизод с сыром сильно подпортил тогда атмосферу на борту. Казалось бы мелочь, но, как говорится, осадок остался. До чего же ушлый народ, эти матросы. С ними надо вести себя повнимательнее, чтобы комар носу не подточил…»

C: «Буквально в одночасье Блай настроил против себя бОльшую часть экипажа. Плавание только началось, а от авторитета капитана у матросов не осталось и следа. Пройдет время, и в апреле 1789 года ему еще напомнят об этой злосчастной „продовольственной“ истории…»

…13 января «Баунти» пересекает Тропик Рака, вступает в субэкваториальные воды и попадает в полосу штиля.

Стоит прекрасная сухая и солнечная погода, и распорядок дня на судне постепенно приходит в привычную норму. Раз в неделю, по воскресеньям, боцман Коул устраивает генеральную уборку: матросы выносят из трюмов одежду и гамаки, развешивают их на палубе для проветривания; в целях профилактики от тараканов, блох, клопов и вшей углы и щели всех нижних помещений обильно обрабатываются раствором уксуса; чистится оружие. По окончании работ — воскресная молитва, которую читает сам капитан. В свободное от вахт время матросы развлекаются тем, что, вооружившись леской, крюками и баграми, ловят крупную рыбу, акул и даже дельфинов. Что, разумеется, является существеннейшим дополнением к ежедневному рациону.

И, наконец, каждый день с четырех до восьми часов пополудни на верхней палубе устраиваются… танцы.

Сегодня этот факт выглядит анекдотом, абсолютной нелепицей. Но это правда. Для поддержания в матросах бодрости духа и физической формы вплоть до конца XIX века на многих британских военно-морских судах добровольно-принудительные упражнения в виде танцев под музыку были в порядке вещей. «Баунти» не исключение. Именно для этой цели и был еще в Портсмуте нанят полуслепой скрипач, ирландец Майкл Бирн.

Представьте себе группу плохо одетых, свирепого вида мужчин в наколках и с серьгами в ушах, усердно отплясывающих на палубе джигу под не очень искусный аккомпанемент слепого скрипача. Нет, лично я очень люблю традиционную кельтскую музыку. Любой, побывавший в одном из пабов дублинского района Temple Bar, никогда не забудет, какой зажигательной может быть ирландская скрипка, и как потомки друидов, согретые пивом Guinness и виски Jameson, умеют веселиться. В том числе и танцевать. Но, при всем моем уважении к талантам членов экипажа «Баунти», это ежевечернее палубное шоу вряд ли можно сравнить с Riverdance.

«Иногда расслабление и радость абсолютно необходимы» — записывает Блай в судовом журнале. Капитан явно лукавит: отнюдь не ради отдыха и веселья заставлял он матросов каждый день по четыре часа (!) скакать под присмотром офицеров. Мне сразу вспоминается мой ретивый ротный старшина, который, дабы солдаты не слонялись без дела, без конца проявлял инициативу: то сгонит всех на опостылевшую строевую подготовку, то затеет чистку и так стерильного оружия, а то и вообще устроит хоровую репетицию гимна Советского Союза. «Чтоб служба медом не казалась», говорят в армии.

Так и на борту «Баунти». Забота командира об экипаже оборачивалась абсурдной принудительной затеей, источником раздражения и конфликтов.

Впрочем, команда пока переносит самодурство капитана легко. С каждой милей к экватору все теплее и теплее, и ветер попутный.

20 января прошли в нескольких милях восточнее острова Сантьяго (Острова Зеленого Мыса, ныне — Кабо-Верде).

23 января Блай в записи судового журнала называет корабельного врача Томаса Хаггана «пьяным алкашом» («drunken sot»): «…он постоянно в подпитии, так как у него свои собственные запасы; я уверил его, что он может этого лишиться, если не прекратит вести себя как животное…».