Дмитрий Семакин - Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн. Том I

10 июля Кристиан высадился на берег, еще раз осмотрел местность и, встретившись с Тароатоа, получил «официальное» разрешение обосноваться прямо тут. Однако, вернувшись на борт, предводитель мятежников понял, что проблемы только начинаются.

Ему доложили, что двое из его команды, матросы Джон Самнер и Мэттью Куинтал без разрешения покинули судно. Оба «самовольщика», проведя ночь на острове, возвратились на корабль только следующим утром. И Флетчер не выдержал.

Будучи, несмотря ни на что, дисциплинированным морским офицером (а не главарем пиратов, кем его часто пытаются представить), он не мог допустить подобного неповиновения. Учитывая обстановку, такие вылазки были опасны как для самих нарушителей, так и для всего экипажа. Самнера и Куинтала могли запросто убить или, того хуже, взять в заложники. Но дело вовсе не в этом. Этот поступок разрушал единство команды, в которое Флетчер по-прежнему верил. Этот поступок бросал вызов его лидерству. И превращал благородных бунтовщиков в сборище хулиганов.

Он вызвал обоих нарушителей на корму и спросил, как они могли уйти на берег без всякого дозволения. И услышал в ответ:

— Корабль на якоре, и мы теперь сами себе хозяева [63].

Кристиан тут же выхватил свой пистоль, с которым не расставался ни днем, ни ночью, и, приставив его к голове одного из провинившихся, произнес:

— Я вам покажу, кто здесь хозяин [64].

И приказал заковать обоих в кандалы.

Насколько известно, предводитель мятежников «Баунти» впервые открыто пригрозил оружием своим товарищам по захвату судна. Это произвело впечатление на всех. Провинившиеся тут же притихли, вся остальная команда взглянула на Флетчера Кристиана другими глазами.

Моррисон: «…Это решительное поведение убедило их, что он не играет с ними, И когда на следующий день их привели наверх, они попросили прощения и пообещали в будущем вести себя лучше, после чего их отпустили…».

Впрочем, строгость командира подействовала пока не на всех. Буквально на следующий день выясняется, что из каюты Кристиана пропадает несколько красных перьев — самой ценной валюты в этих местах. За маленький яркий пучок из хвоста петуха здесь, на Тубуаи, можно было приобрести не только благосклонность туземок или полные корзины еды, но и даже небольшой участок земли. Подозрение тут же падает на юнгу Томаса Эллисона — единственного, кто (на правах личного слуги нового капитана) имел к ним доступ.

Юношу вытаскивают на верхнюю палубу, отбирают у него одежду и связывают. Он, однако, горячо настаивает на своей невиновности, и, поскольку никто не схватил его за руку, и свидетелей кражи нет, Эллисона отпускают.

Тем не менее, нарушения дисциплины налицо.

И тогда Кристиан предпринимает неожиданный, но мудрый шаг. Учитывая случившееся, а также чтобы предотвратить самоволки и воровство в дальнейшем, он отныне разрешает команде высаживаться на берег на ночь — по двое в будни и по нескольку человек, свободных от вахты, по воскресеньям. При условии, правда, что «воскресные» группы будут следить за козами и свиньями, выпущенными на сушу. Кроме этого, командир поровну распределяет между всеми членами экипажа все красные перья: хотите торговаться с островитянами — пожалуйста. Что и говорить, оба решения были приняты на ура.

Как видим, Флетчер умело чередует кнут и пряник. Можно себе представить, какие репрессии последовали бы, будь на его месте капитан Блай… Кажется, предводитель мятежников начинает преодолевать свой личный кризис. Его авторитет, слегка пошатнувшийся за последнее время, только укрепился. Он по-прежнему в душе демократ — не только на словах, но и на деле. И, вместе с тем, он тверд и уверен, как никогда.

Еще бы. Ведь теперь его не очень дисциплинированной команде предстоит нечто совсем новое: дружно строить поселение.

Обязанности среди вдохновленного экипажа распределяются четко. Оружейнику Джозефу Коулману предписано раздувать меха его переносной кузницы и заняться изготовлением железных шомполов для мушкетов (традиционные деревянные оказались сломаны), а потом — топоров, лопат и мотыг для рубки деревьев и корчевания пней. В помощь приставлен матрос Уильям Маккой. Затем садовника Уильяма Брауна в сопровождении одного из таитян отправляют на берег — расчистить площадку от сорняков и засадить ее ямсом. Матрос Генри Хиллбрант, отвечавший на «Баунти» за медную обшивку дна, переквалифицировался в повара, и теперь его функция — кормить рабочих-строителей. Провинившемуся Томасу Эллисону, полуслепому (а потому негодному к активной работе) скрипачу Майклу Бирну, а также кому-то из юных таитян приказано следить за шлюпками, одна из которых дежурила у берега, а вторая вернулась на корабль. Разумеется, пара-тройка часовых плюс женщины на всякий случай остались на борту.

Вся остальная команда (примерно два десятка человек, включая таитян) высадились на сушу. Приготовленное оружие сложили в подходящем месте и приставили к нему охранника.

18 июля на размеченной площадке состоялась торжественная церемония, в которой приняли участие местные власти в лице вождя Таоратоа, вручившего Флетчеру Кристиану символ гостеприимства — две банановые веточки и пару корней кавы. Над будущей стройкой взвился британский флаг Юнион Джек, всем раздали по дополнительной порции грога, и будущую крепость официально назвали Форт Джордж — в честь Его Величества, ныне правящего короля Англии Георга III.

Церемонию, правда, пару раз прерывали. Сначала — из-за крыс, которыми местность буквально кишела. Чтобы бесцеремонные грызуны не лезли не в свое дело и не мешали людям, на волю выпустили всех кошек, специально привезенных с судна.

Затем все вдруг услышали душераздирающие вопли, доносящиеся из соседней деревни. Сначала мятежники подумали, что это боевой клич, и сейчас на них из джунглей нападут воины. Однако вскоре крики слились в единый вой, и тогда Кристиан послал группу таитян на разведку.

Выяснилось, что неподалеку по тубуайскому обычаю хоронили какого-то человека. Перед тем, как предать тело земле, все родственники и знакомые усопшего оглашали местность диким ревом скорби, резали себе голову и грудь ракушками, и размазывали кровь по лицу. После того, как могилу засыпали, рыдания и стоны продолжались, но уже не так истерично.

Примечательно не столько то, что тубуайская похоронная церемония сильно отличалась от таитянской и больше, как ни странно, походила на европейскую. Это было любопытно только тем из экипажа «Баунти», кто интересовался полинезийскими ритуалами и нравами. Дело не в этом. Мятежники вдруг обнаружили, что, как ни старались они найти место подальше от местного населения, они все равно оказались в непосредственной близости к домам туземцев.