Свирид Литвин - Необыкновенный рейс «Юга»

Но о том, что все на свете, кроме пищи, суета сует, неожиданно напомнил всем не забывший о еде даже в эти удивительные и почти торжественные минуты Хойда. Глядя на повисший над головами второй «Юг», Хойда не преминул не то всерьез, не то шутя совершенно серьезно заметить:

— А не сбросили ли бы они нам оттуда хлеба?

Сломив торжественность минуты, команда покатилась от хохота, а один из матросов ответил Хойде:

— А ты просемафорь им, может, и сбросят.

Введенные Хойдою в шутливое и веселое настроение, матросы и кочегары, задрав головы, со смехом и шутками усиленно начали махать на все лады фуражками, сетками и кепками, а с палубы призрачного «Юга», тоже задрав головы к команде, призрачные люди также махали фуражками, сетками и кепками.

— Хлеба! Бросьте нам хлеба! — начали выкрикивать кочегары помоложе, вымахивая кепками над головой.

— Хлеба и табаку! — крикнул вдруг всегда серьезный Матисен, и команда вновь покатилась от хохота, увидев, как и серьезный Матисен завертел вдруг кепкой.

— «Хлеба и табаку!» — кричали древние римляне, завидев перед собою Цезаря! — выкрикнул не менее серьезный, чем Матисен, кочегар Бородин и тоже начал махать кепкой по направлению к товарищам на опрокинутом «Юге».

Пока часть кочегаров и матросов дурашливо вымахивала фуражками, матрос Русланов объяснял тем временем остальной части команды причины появления миражей на суше и на море.

Когда Русланов заявил, что на небе появляются даже тени судов, идущих иногда далеко в море, все сейчас же забегали глазами по небесному простору с надеждой, не покажется ли где на небе тень какого-нибудь, хотя бы и далеко идущего, судна.

Второго судна на небосводе не оказалось, но далеко на севере засерело, чуть вздрагивая, длинное подобие облака, мало, однако, напоминающее его своей формой.

Прекратив разговоры и пристально всматриваясь вместе с командой на подобие облака на севере, Русланов вдруг весело воскликнул:

— А вы знаете, ребята, что это такое?

— Что?

— Это остров! Мираж далекого острова!

— А верно! — выкрикнул еще кто-то.

— Вы глядите лучше… Это Сокотра, — пояснил переставший махать уже шапкой Матисен.

После пояснения Матисена, почти перед каждым предстал вдруг в воображении подлинный вечно залитый солнцем, довольно большой и почти совершенно лишенный всякой растительности скалистый остров Сокотра.

Мимо этого острова, как по одну, так и по другую его сторону всегда шли суда из Азии и Австралии в Европу, и из Европы — в Азию и Австралию. Безмолвно вглядываясь теперь в опрокинутый над океаном довольно знакомый профиль опрокинутого острова, команда жадно искала возле призрачных берегов его хоть малейший намек на движущееся куда-нибудь судно.

— Вот и близок локоть, да не укусишь, — заметил стоявший рядом с командой боцман.

Боцману никто ничего не ответил, а кочегар Лагунин вслед за боцманом глубокомысленно заявил:

— Да, мираж острова интересен, а вот если бы это был мираж не острова, а более близкий мираж какого-нибудь парохода, так я уверен, что он помог бы нам спастись…

Все с недоумением и вопросительно повернулись к Лагунину.

— Как же мираж помог бы нам?…Как же мы могли бы спастись? — с беспокойной надеждой на что-то разом почти спросило у Лагунина несколько человек.

— Вы как думаете? — обратился вдруг Лагунин к Русланову и Матисену, как к наиболее компетентным особам в природе миражей, — вы как думаете: если бы мы видели сейчас в стороне мираж какого-нибудь парохода, с этого парохода могли бы видеть мираж нашего «Юга»?

— Вполне даже, — авторитетно ответил Русланов.

— А если бы мы начали с «Юга» семафорить и призывать о помощи, могли бы на миражном судне заметить наши сигналы?

— Пожалуй…

— Ну вот и все, что я хотел и знать и сказать, — заключил Лагунин.

Фантастическая, но вполне, при удобном случае, способная быть реализованной идея Лагунина стала вдруг всем ясной. Все живо и разом опять заговорили.

— Эх, твоими бы устами, Алеша, да мед пить!

— Хорошо придумано, Алеша, да не на сегодня…

— Ну что ж! Подождем тогда до завтра, — улыбаясь, ответил всем Лагунин.

— Правильно, Алеша! Подождем… Времени у нас хватает.

К двенадцати часам дня или от уплотненного парами воздуха, или от течения призрачное отображение судна над головою и острова на северном склоне небосвода, мелко дрожа, начало расплываться в воздухе и, наконец, совершенно растаяло.

Видение исчезло.

Пришедший от рубки под капитанским мостиком матрос мерно пробил на баке двенадцать часов дня.

— Обедать, ребята! Обед остыл! — громко выкрикнул один из матросов, и все один за другим полезли по двум трапам с бака на палубу.

Улегшись опять на трюмах под тентами, команда долго делилась впечатлениями от миража и все очень жалели, что ни у кого не оказалось фотографического аппарата, чтобы заснять это явление.

— А можно ли заснять мираж? — спросили у Русланова.

Русланов ответил, что он этого не знает. То же самое ответил и Матисен, когда спросили об этом у Матисена.

Порядочно уставши от волнующих событий этого дня, команда до вечера почти спала, а вечером, после заката солнца, все долго сидели в темноте на трюмах и негромко припоминали вслух все, что знали или слыхали когда-нибудь о гибели судов и гибели на них людей от голода или эпидемий.

Из клочьев коллективных припоминаний выяснилось с трудом, что кое-кто слыхал, а кое-кто читал когда-то о гибели судов и частичной гибели людей на них от голода и от морозов, но преимущественно в северных морях. О гибели судов в тропиках и гибели людей на них от голода никто никогда не читал и не слыхал. Из всех припоминаний о гибели судов и команд на них в Арктике наиболее памятной всем была гибель «Жаннетты», и о ней долго в этот вечер говорили.

Услыхав из разговоров, что команды некоторых судов, оставшись без пищи, ели иногда кожу обуви, Хойда вдруг оживился.

— Как? Разве с ботинок можно есть кожу?

— Можно и железо грызть, если кушать хочешь, а не то что кожу, — ответили ему.

— Кожу есть можно, но сыт ли будешь от нее — вот вопрос.

— Если так, сейчас иду, режу ботинки и ем!

Под смех команды Хойда слез с трюма и направился в слабо освещенный керосиновой лампой кубрик.

Минут через пять он вышел из кубрика, молча сел в стороне немного от команды и усиленно начал что-то жевать. Команда, притихши, прислушивались к усиленному и как бы демонстративному чавканью Хойды. Один из кочегаров всё-таки не вытерпел и посоветовал:

— Ты бы хоть присолил её немного…

— Иди ты к чертовой матери! — огрызнулся на него Хойда. — Сам знаю. Не дурак.

На эту реплику Хойды кое-кто осторожно засмеялся, а остальные рассудительно промолчали. У многих появилось вдруг сомнение: а что, если вправду в хромовой коже есть какой-нибудь вкус? Вот жует же Хойда и как будто с аппетитом. Однако дальше этих рассуждений никто не успел придумать что-нибудь, так как все сомнения Хойда постарался неожиданно рассеять. Моментально перестав вдруг жевать кожу и чуть-чуть прислушавшись к настороженному молчанию команды, он вдруг злобно выкрикнул: