Александр Альберт - Морские рассказы

Меня больше всего интересует жизнь городка, его жители и, в особенности, женская половина. Но никто на нас особенного внимания и не обращает. Прямо перед нами небольшой магазинчик. Редкий посетитель подходит, открывает дверь, звонит колокольчик. В бинокль через стекло витрины видно, что со второго этажа к нему спускается кто-нибудь из семьи – женщина или мужчина или молоденькая девушка, скорей девочка.

К вечеру подходит боцман:

– Санёк, не хочешь бахилами махнуться, на берегу клиент есть?

У меня кожаные бахилы, почти новые, тяжёлые, мы ими почти не пользуемся, только в большие шторма, обходясь обычными резиновыми сапогами, а у иностранцев лёгкие резиновые, с утеплением, в таких щеголяет наш рыбмастер. Я с радостью соглашаюсь.

Через полчаса Володя приходит с новыми блестящими импортными бахилами, я примеряю – великолепно!

В придачу даёт красивую бумажку, на которой написано 10 чего-то.

– А это что?

– Вот темнота! Это ж ихние деньги!

– И куда их? – я искренне недоумеваю.

– Да вон в магазин смотаемся, что-нибудь купим. Подойди к капитану, попросись на берег.

Я иду к каюте капитана, стучу в дверь.

– Разрешите, товарищ капитан?

– Входи, Брынцев, – капитан замечает мои сапоги. – Вова сподобил?

Я киваю головой.

– Дурак ты, Брынцев. Хочешь пораньше ревматизм заработать?

Я стою, опустив голову.

– Наверно валюту приобрёл? И сколько?

Я показываю бумажку.

– О, серьёзные деньги. Хватит на банку кока-колы и пачку жвачки. Смотри, не вздумай пива купить! Вернёшься, сразу ко мне! Скажи старпому, что я разрешил тебе на берег.

Проскочив мимо толи сторожа, толи полицейского, с которым Володя чинно поздоровался, мы минули портовые ворота.

Поразила, прежде всего, невиданная чистота улицы. Впечатление, что тротуар аборигены вылизывают.

– У них, что – вообще грязи нет? – спросил я, озираясь по сторонам.

– Так они ж тротуары моют. Ты обрати внимание – нигде невозможно грязь выковырнуть. Смотри – ни одной щелочки!

– Как моют? – представить это было выше моего понимания.

– А так и моют, мылом и щёткой.

Я покрутил у виска пальцем – чокнутые.

– Что ты крутишь, балда! Разве это плохо?

Я подумал, что это не плохо. Вспомнил, как, подъехав ранним утром на трамвае к конечной остановке в Риге, был несказанно удивлён, что она была чисто подметена, хотя находилась километрах в пяти от города.

На первой практике, на паруснике «Георгий Ратманов», по субботам полагалась большая приборка, и мы драили тиковую палубу кирпичами и швабрами, потом прямо на палубе обедали, и целый день ходили по ней босиком.

Мы вошли в магазинчик. Звякнул тронутый дверью колокольчик, сверху послышался детский голосок – «Э-ей» и дальше фраза на непонятном языке.

Я вопрошающе взглянул на боцмана.

– Подождать надо.

– А на каком языке это? – спросил я, не уловив хорошо знакомого английского.

– На датском.

В магазинчике было всё – продукты, хозтовары, напитки, тетради, книги, даже лекарства, всё понемножку.

Минуты через три со второго этажа по лестнице спустилась девочка – та, которую я видел в бинокль. Белокурая, с голубыми глазами, с веснушками на чистом белом лице, залопотала по своему.

Я заметил, что боцман внимательно вслушивается, но, видно, понимает не всё. Он подошёл к полке, обернулся.

– Пиво будешь? У них оно очень хорошее.

– Нет, – замотал я головой, не признаваясь, что капитан запретил мне пиво. – Какая-то кока-кола у них есть, вот её буду.

Но Вова снял две банки пива и засунул их к себе в карман, а для меня снял красную баночку.

– А жвачку можно? – я посмотрел на девочку, а она посмотрела на меня, пытаясь понять.

– Бубль-гумм, – подсказал Володя.

Девочка улыбнулась и пригласила меня к полке, с уложенными на ней разноцветными пакетиками. Что-то спросила.

Я вопросительно посмотрел на боцмана.

– Она спрашивает – какую тебе надо, – повернулся к девочке, – минт, плиз. Я попросил ментоловую, пойдёт? – он повернулся ко мне.

– Пойдёт! – уверенно сказал я, хотя мне было всё равно, жвачку я ещё не пробовал. А денег хватит? Очень не хотелось чувствовать себя неловким перед этой девочкой.

– Денег хватит? – шепнул я Володе, помня слова капитана, что моих денег как раз хватит только на колу и жвачку, а Вовик взял ещё и пиво.

– Хватит! – и повернулся к девочке, – хау мач?

Девочка ответила. Вова сделал глубокомысленное лицо, вынул мою бумажку, потом ещё, зелёные. Я знал – это доллары. Девочка взяла мою бумажку и ещё пять долларов. Дала сдачи. Володя галантно поблагодарил её, я кивнул головой, девочка присела – книксен.

Мы вышли из магазина на стерильную улицу.

– На корабль или прошвырнёмся? – предложил боцман.

Я оглядел улицу справа и слева. Красивые, чистенькие домики, никаких развалин, щербатых изгородей, – кто всё это делает? Вспомнил трущобы Мурманска, грязь и мазут в воде гавани, лениво колыхающиеся от небольших волн. Почему у них так чисто и уютно, а у нас нет?

Володя глядел на меня, усмехаясь.

– А, хочешь, я скажу тебе, о чём ты сейчас думаешь? О том, что у них чистота и порядок, а у нас всё по-другому? Так? Угадал?

Но я только молча посмотрел на него. А что говорить?

На промысле, да и на предыдущих практиках, я много раз встречал иностранные суда – покрашенные, чистенькие. И если встречается ржавое, с облезлой краской, то это либо польское, либо румынское, в общем – из стран народной демократии.

– Пошли на корабль! – почему то от этих мыслей мне стало паршиво на душе.

Нам предстояли ещё два месяца работы в Атлантике.

Подъём в шесть утра, отбой – пока не закончится выборка всего порядка. Однажды эта работа заняла трое суток, заканчивали мы её в условиях надвигавшегося шторма. Именно тогда я обнаружил, что можно спать стоя, обняв в трюме пиллерс, в ожидании подачи очередного груза.

Девять баллов для нас – рабочая погода, но именно в такую погоду легко оказаться за бортом во время работ на палубе. К счастью, нас миновала такая участь, если не считать случая со мной.

Я работал на палубе, смазывал сетевыборку. Рулевой пропустил бортовую волну, судно зачерпнуло правым бортом несколько тонн воды, которая подхватила меня и, с переменой крена, повлекла по палубе к левому борту, выкинула за планширь, за борт, вдобавок по голове ударила летевшая за мной пустая бочка. На палубу меня вернула очередная порция воды, зачерпнутая уже левым бортом. Мокрый до нитки, я был отправлен в кубрик, сушиться. В предвкушении отдыха я переоделся, переобулся, но согревшись, через десять минут вернулся на палубу.

Последнее не осталось незамеченным, мой авторитет среди команды рос.

Ещё более он вырос, когда Лёшка-боксёр, осуществлявший загрузку трюма, упустил грузовой трос и он, юркнув через шкив, закреплённый на штаге, соединявшем фок и грот мачты, упал на палубу. Всё, погрузочно-разгрузочные работы оказались парализованы. Назревал простой.