Евгений Скворцов - Мои авианосцы

Одна из них – офицерская – оказалась включенной. Весь этот горе-концерт оказался транслированным в кают-компанию. Что только не вытворял шутник перед микрофоном под общий хохот матросской публики. Шутки-прибаутки, частушки, скоморошьи припевки – и все это в рифму, складно, интересно и зажигательно. Он ловко и удачно связывал свои «вирши» с только что законченным концертом, правда, с нелитературными оборотами. Он исполнял свою, ему одному известную программу:

– первым номерам нашей программы…

– вторым…

– третьим… При этом каждый номер заканчивался соленым «морским» словосочетанием, каждое из которых могло бы стать украшением блатной поэзии или кабацкого творчества. Трансляция в кают-компании принудительная, выключить нельзя. Сначала никто ничего не понял, затем, когда до всех дошло, что это не передача иностранной радиостанции, поднялась волна восторга. Особенно радостно и эмоционально реагировали представительницы прелестного пола, – похоже, никто из них ничего подобного в жизни не слыхал.

Но командиру, старпому и замполиту было не до восторга. Последний кинулся выключать трансляцию, а старпом помчался в «концертный зал». Прибежал, когда «артист» дошел до шестого номера. Замполит был менее проворным и сумел выключить установку только после седьмого «номера», который выдал старпом всем собравшимся и прежде всего –«артисту». Он сгоряча забыл, что линия трансляции включена.

В кинокартине «Председатель» есть эпизод, когда артисту М. Ульянову, игравшему главную роль, надо было дать словесный залп, которым он поднимал батальоны в атаку. Не менее остроумный и мощный залп составлял содержание «седьмого номера» старпрома. Он вызвал бурю аплодисментов, появившись в кают-компании с докладом о наведении порядка.

Я слышал, – последовал достойный ответ командира.

В сложившейся обстановке это было, наверное, единственным выходом из щекотливого положения. Так закончился этот необыкновенный концерт, ставший известным на всех флотах.

Приведу еще один анекдотичный случай. Было это на Тихоокеанском флоте в начале семидесятых годов. Командовал флотом адмирал В. А. Маслов. Год был не больно сытный. В одночасье в России стало туговато с мясом. Командующий флотом, заседая на сессии Верховного Совета, пожаловался какому-то забайкальскому директору совхоза-миллионера на свое бедное существование. Тот запомнил разговор и между заседаниями сказал командующему, что не даст флоту погибнуть, выручит его мясом в обмен на ненужное фло-

ту имущество. Закрепили «договор» крепким рукопожатием и обязались дружить «семьями».

Прошло немало времени с момента «договора», прежде чем командующий вспомнил о нем, утверждая план использования транспортной авиации флота. Он дал разрешение авиационному начальнику на попутный рейс самолета – реализовать бартер. Случилось так, что к моменту приземления тяжелого десантного АН-12 на аэродроме мяса в совхозе не оказалось. Озабоченный выполнением обещания директор приказал выделить в пользу флота живого здоровенного быка. Летчики были очень удивлены, увидев это рогатое чудовище, но груз приняли, заковав его в десантном отсеке крепежными цепями за копыта, голову, хвост. Бык был на странность спокойным.

Взлетели, набрав назначенный высотный эшелон в восемь тысяч метров, и спокойствие полета закончилось. На этой высоте наблюдается недостаток кислорода. Летный экипаж находится в гермокабине и потому недостатка в нем не испытывает. Когда летят с десантниками, каждому из них выдается специальный кислородный прибор. На быка такой прибор не надели, и он стал проявлять беспокойство. А когда пролетали над озером Байкал, бык совсем ошалел (этот район славится сильными воздушными потоками, в которых самолет летит, периодически проваливаясь в воздушные ямы). Без особого усилия он разорвал цепи и начал метаться по огромному пустому отсеку, круша все, что видит, мощными рогами, в том числе и ненавистную обшивку. Самолет, словно пьяный, начал выписывать виражи. Всерьез испугавшись за свою жизнь, летчики приняли единственно верное решение: открыли аппарель (огромные ворота, через которые десантная боевая техника выбрасывается на парашютах) и вытряхнули за борт обезумевшего быка. И полетела эта «бомба» вниз, издавая громкий рев.

В это время внизу на озере два малых сейнера из рыболовецкого колхоза мирно рыбачили парным тралом. И вдруг на их голову падает с неба ревущая туша, которая угодила в один из сейнеров. Он мгновенно затонул. Команда из четырех человек в последний момент успела выброситься за борт. Бедняги увидели в этом ревущем чудовище Божью кару. Благо, они остались живы. Если бы не показания экипажа другого рыболовецкого суденышка и подтверждение военных летчиков – сидеть рыбакам за решеткой тюремного или сумасшедшего дома.

Всему приходит конец. Пришел конец и моей действительной военной службе. Если бы можно было двумя словами, точнее, одним предложением, оценить ее, я бы сказал так: – « Мои подчиненные ушли со службы живыми. Я не потерял ни одного человека.» Чему тут удивляться, что за радость такая? Ведь время-то было мирное. Большинство моих соратников-командиров тоже могут так сказать. В этом и отличие нашего поколения от современного, для которого, кажется, стало повседневной обязанностью отправлять печально знаменитый «груз 200» в цинковых ящиках, причем не с войны, а в мирное время. Когда читаешь, слышишь о некоторых причудах новой военной жизни, сплошь и рядом видишь это, невольно задаешься вопросом: -« За что боролись?»

Главный итог моей службы как нельзя более актуален, тем более, что в моем подчинении находилось до пятнадцати тысяч человек всех категорий личного состава.

Итак, «оттрубив» 40 календарных лет, в октябре 1987 года я ушел в запас, Мои начальники на прощание, как обычно, сказали про «заслуженный отдых». Пожелали мне доброго здоровья, долгие годы жизни, то есть, наблюдать за флотской жизнью с берега, по телевизору.

…После напряженной службы и уплотненного (нередко без выходных) недельного распорядка, взятого раз и навсегда стремительного ритма жизни любой отдых, даже заслуженный, кажется пыткой.

Дачи, где можно убивать время, у меня не было; помучившись два месяца дома, я пошел искать работу. Нудное это дело. Работодателям надо было долго объяснять, чем ты занимался всю сознательную жизнь. Чужое место занимать совесть не позволяла, а по специальности мест не было. Да собственно, по какой специальности? Кто ее мне определял? Артиллерист, штурман, командир? Таких специальностей в гражданском обществе нет.

И опять мне повезло. Везучим я оказался в жизни.