Андрей Воронов-Оренбургский - Фатум. Том пятый. В пасти Горгоны

Луис отряхнул ладони и опустил голову на грудь. Казалось, чьи-то каменные пальцы взяли его сердце и выжимают из него последнюю каплю крови. Терзания капитана становились невыносимыми. Он судорожно стиснул белые крепкие зубы и, показалось, даже скрипнул ими.

– Извольте отведать, ваша светлость,– Тавареа учтиво протянул длинный ружейный шомпол, на котором аппетитно дымилось сочное мясо.

Луис хотел было что-то сказать, но лишь передвинул ногу, когда старик, наклонившись, бережно стал собирать в ладонь табак искрошенной сигары.

Меж тем мясо было разобрано и драгуны жадно накинулись на еду.

– Я слышал, скот на рынке подскочил в цене? —Паломино с набитым ртом с трудом выговаривал слова, выразительно глядя на Тавареа.– Кто установил эти дьявольские цены?

– Война с мятежниками, господин лейтенант. И те,—Хосе ткнул себя в грудь,– кто не ленится махать куарто и рисковать шеей. Думаю, нас можно понять. Не сердитесь. Ведь вы только что чуть не убили меня. А до Сан-Фелипе, куда мы ведем стадо, еще пылить и пылить. Кто знает, что ждет впереди? Позвольте вас спросить, уважаемые сеньоры.– Хосе положил на плоский камень мясо и серьезно посмотрел в лица офицеров.– Это правда? Болтают, что может начаться война с русскими…

– Боюсь, что это не болтовня, старик. Армии скоро понадобится много мяса, и двуногого тоже.

– Святая Мария! Может, обойдется? – пальцы погонщика разжались, и степной ветер подхватил рассыпавшийся табак. Но Тавареа даже не обратил на это внимание.—Может, обойдется? – тихо повторил он, с тревогой глядя на своих сыновей.– Не хотелось бы новой бойни…

– А кто ее хочет?

Луис хмуро воткнул в землю рядом с другими пустой шомпол и зачерпнул из котелка кофе.

Закат окутал альменду прозрачной малиновой дымкой и трескотней цикад. Позже пришла ночь, но не ясно-черная, звездная, а какая-то усталая, задыхающаяся и уг-рюмая.

Луис проснулся от холода и внутренней тревоги. Большинство его солдат продолжали спать, завернувшись в армейские одеяла, но кое-кто бодрствовал. Темнота уже изрядно рассеялась; налетевший с побережья ветер был упрям, влажен и холоден.

Де Аргуэлло покосился в сторону почти затухшего кост-ра и в нескольких футах от себя разглядел неподвижную, согнутую спину лейтенанта.

– Паломино! – Луис еле шевелил пересохшим от сна языком.

Лейтенант приподнялся, услышав голос командира. От движения толстое шерстяное одеяло с черным клеймом полка собралось в складки и сползло с груди к поясу.

– Где пастух с сыновьями? – Луис спешно натягивал сапоги.

– Вчера были здесь,– сонно и бестолково откликнулся лейтенант, прогоняя остатки сна.

– Сержант! – Луис пристегнул саблю, бросая беспокойный взор туда, где раньше грудилось стадо.– Поднимай людей, отыщите мне этого хитронырого козопаса вместе с его выводком. Тут что-то не так!

Альфредо бросился к не находившим себе места спутанным лошадям, а Луис, костеря свою доверчивость, глянул на небо. Оно, казалось, презирало их малодушие и суету и начинало грозно стонать порывами ветра, покачивая дымчатым, звездным брюхом, и далекие лысые горы подхватывали эту песню.

Драгуны садились в седла, когда заслышались крики, прорезался звон подков о камень и из темноты вынырнул всадник. Луис резко обернулся, стараясь оценить опасность.

– Потеряли нас? Я Хосе Тавареа!

На капитана из-под сомбреро смотрели бойкие черные глаза осанистого старика, замотанного в полосатое серапе.

– Близится торнадо, сеньор! – погонщик махнул кнутом в сторону далеких зарниц.– Надо было увести скот, иначе…

– Зачем вернулись? – с трудом сдерживая своего рвавшегося белоногого скакуна, обрубил Луис.

Старик вместе с двумя рослыми сыновьями недоверчиво поглядел на него – мол, серьезен дон Луис или дурачится?

– Ну, как же? Мы не хотели вас бросать на равнине, сеньор. Стоит ли терять время? Торнадо не шутка… Нет, нет, господин капитан, в этом случае платить не следует,– Тавареа категорично покачал головой и протянул капитану обратно серебряный реал.– Мы католики, и должны помогать друг другу.

После сего короткого замешательства эскадрон спешно снялся с места и последовал за пастухами. Они едва успели достичь спасительного каньона, как налетел ураган.

Он обрушился без предупреждения, и теперь, скрываясь под гранитными карнизами стен, никто из них не сумел бы точно определить, как долго бушевал смерч. Это был единый, связанный в нераспутанный узел момент ужаса и хаоса, утроенного беспощадным ливнем, градом и пронизывающим ветром, который ревел вокруг, клином вбиваясь между людьми и стеной, силясь разъединить их. Были и слепящие молнии, высвечивающие обезумевшее стадо, и непроглядный мрак, боль от напряжения, и онемение от внезапной стужи. Но жутче всего была какофония звуков – ошеломляющий треск грома где-то совсем рядом, над головой, волчий вой ветра, рев скота, грохот камнепада, обрушивающегося слева и справа и отлетающего от выступа скалы, под коим они укрывались.

Ураган стих так же внезапно, как и начался. Всё замерло, если не считать несколько сотен взбесившихся животных, которые продолжали надрывно мычать, бряцая при столкновении рогами. Огражденная с двух сторон натянутыми реатами скотина толкалась туда-сюда, безжа-лостно и тупо давя нерасторопный молодняк. Однако вол-нение постепенно снижалось: сказывалась усталость, да и страх мало-помалу сходил на нет.

Сыновья Тавареа, достав из тростниковых сумок глиняные свистушки, приблизились к импровизированному загону и начали насвистывать незатейливый пастуший мотив, чтобы как-то успокоить стадо. И через какое-то время им и в самом деле сие удалось. Мятежная толкотня прекратилась, и пыль, стоящая столбом, улеглась.

Пронесшийся смерч оглушил капитана. Один из осколков камней, подобно пуле, чиркнул его затылок. Он помнил лишь, как садануло чем-то твердым и колким. И сейчас нестройная мысль медленно возвращалась. Без всякой радости и восторга он осознал, что Господь даровал ему жизнь. Плоть и чувства Луиса помнили ярое напряжение, внутренний голос вещал, что всё уже позади, но он, один шут, не мог вспомнить ни конца бури, ни порога затишья.

Капитан пошевелил пальцами, ощущая между ними налипшие крупинки песка. Онемение перешло в игольчатое покалывание, призывавшее к действию.

– Что с вами, команданте? – озабоченно склонился над ним Паломино.

– Затылок,– капитан болезненно поморщился, ощупывая кровоподтек.

– Раз голова болит, значит она есть! – ободряюще пошутил лейтенант, помогая Луису подняться.– У вас нет да-же крови, просто сильный ушиб. Может, сделать повязку?

– Благодарю, не стоит.

Луис, чуть припадая на левую ногу, подошел к своему коню и прижался щекой к его бархатным ноздрям. Так он стоял, думая о своем, пока не увидел подошедшего к нему Тавареа.