Ирина Булгакова - Предатель

Голос его прервался. Крепкие руки прилипли к обнаженной спине, потом поползли ниже, забираясь под платье.

Мирон мягко подталкивал ее к дыбе.

– Есть только одно в нашем продажном мире. – Хриплый голос садиста царапал слух. – Только одно – абсолютно незамутненное ложью и всякого рода притворством. Искреннее чувство… Вы, девочки, любите поиграть. Даже в постели. Целой жизни не хватит, чтобы разобраться: где правда, а где ложь. Да и не собираюсь я. Только одно чувство неподдельно. Это – боль. Ты не представляешь себе, как искренне человеческое тело реагирует на боль. Ожог, порез, удушье… Как расширяются зрачки, как покрывается испариной тело, как… Как сжимается все внутри. Конвульсии – жесткие, страстные. Разве можно сравнить с оргазмом? Ты… Узнаешь… Зайка моя, я покажу тебе настоящую любовь…

«Еще несколько шагов и будет поздно, солнце».

Слова, сотканные из искренней заботы, сказанные другим мужским голосом – теплым и родным, Кира услышала в собственной голове. Они словно лишили ее страха. Пелена спала с глаз. Хриплый голос мучителя, горячее дыхание и липнущие к коже руки, толкающие вперед, разбудили не просто злость. Бешенство накрыло девушку с головой. Казалось, сердце подскочило вверх и застряло где-то в горле, перед глазами заметались огненные сполохи.

«Солнце мое, знаешь, раньше, когда девочки носили каблуки»…

Как кодовая фраза, открывающая доступ к новым возможностям, слова взорвали Киру изнутри. Что-то говорил Мирон. Обманутый ее покорностью, он хлопал девушку по ягодицам. Но несильно, не испытывая желания торопить события. Еще бы – впереди его, сгубившего не одну невинную душу, снова ждала целая ночь, заполненная девичьими стонами, криками, мольбами о пощаде. Он шептал пошлости, упираясь восставшим мужским достоинством пониже спины. Как ей хотелось ударить именно туда! Вот только повернуться ей вряд ли позволят. Резкое движение должно начаться с удара, и долгая прелюдия способна сгубить на корню любое благое начинание.

Не поворачиваясь, со всей силы, на которую была способна, Кира саданула мучителя локтем под дых. Мирон сдавленно охнул, еще не осознавая опасности. И девушка не предоставила ему такой возможности. Одновременно она впечатала острый каблук в его легкий по случаю летнего дня ботинок. Еле слышный хруст перекрыл досадливый вскрик. Руки мучителя упали куда-то вниз, оставив ее в покое.

Девушка повернулась. Согнутый в три погибели Мирон, прижимающий к правому боку руки, навел ее на спасительную мысль. В тот же миг Кира ударила коленом в склоненное лицо – и ясно ощутила, как прогнулась носовая перегородка. Колено обожгла боль, но девушке было плевать. Взвыв от боли, Мирон пошатнулся. Сквозь пальцы, прижатые к лицу, потекла кровь.

Кира обернулась в поисках чего-нибудь более весомого, чем ее кулаки, и в тот же момент была наказана. Сильный удар – скорее, пощечина наотмашь – отбросил ее к стене. Ее спасло то, что она успела отступить на пару шагов, в противном случае, Мирон накрыл бы ее собственным телом и последнее, что почувствовала бы она – неподъемную тяжесть, пригвоздившую ее к полу.

Девушка отлетела к стене, попутно сбив ту самую жаровню, из которой торчали длинные металлические ручки.

– Сука, ты, сука! Непослушная, испорченная тварь! М-м-м… – взревел Мирон.

Раненым зверем он бросился на девушку, лежащую на полу.

Превозмогая боль, пронзившую позвоночник, Кира вывернулась, задев локтем железо. Из распоротой кожи хлынула кровь. Липкие пальцы сжались на рукоятке. Девушка успела развернуться, чтобы встретиться с бешеным зверем лицом к лицу. Отбиваясь, она взмахнула рукой, не сразу осознав, что держит перед собой массивные клещи. В тот же момент Мирон занес ногу для того, чтобы ударить девушку в живот. Возможно, он заметил мелькнувшие в воздухе клещи, но отреагировать не успел – страшный удар обрушился на его ногу, угодив по колену.

Вой, от которого у Киры заложило уши, поколебал свет десятков свечей. Тяжело, до последнего пытаясь сохранить равновесие, Мирон рухнул на четвереньки, упираясь руками в пол.

– С-с-су-ка, – зашипел он, поднимая на нее залитое кровью лицо.

Садист сделал попытку встать, но Кира лишила его этой возможности. Отмахнувшись, она задела его щипцами еще раз, попав по голове. Удар получился смазанным – Мирон дернулся. Из содранной кожи и почти оторванного уха хлынул поток крови. Мучитель уже не выл – он стонал, пытаясь приподняться. Кира опередила его. Встав в полный рост, она перехватила удобнее орудие пыток, наверняка оставившее следы на телах тех девушек, кто нашел последнее спасение от садиста в могилах.

Размахнувшись, жестко, испытывая чувство непередаваемой радости, она заехала щипцами по склоненной голове. Раздался хруст. Кости черепа прогнулись, выпуская наружу густое вещество, щедро залитое кровью.

– С этой минуты мы в разводе, зайка, – непослушными губами шептала она.

Мирон валился набок, а она, разгоряченная, не в силах остановиться, помогала ему, нанося удар за ударом по месиву из осколков костей.

Туда, куда придется.

«Избиение камнями – одна из самых распространенных казней на Востоке, которая сохранилась до наших времен. Сия печальная участь ожидала женщин. Тех, кто либо изменил мужу, либо убил его. Толпа забрасывала осужденную камнями до смерти. При этом выбирались камни поменьше, чтобы продлить мучения жертвы».

В черных глазных дырах запеклась слизь. Куски обгоревшей кожи облепили череп. Тело, едва прикрытое обугленной одеждой, застыло на боку.

Пожар удалось потушить. Огонь основательно прошелся по верхнему этажу. Кое-где обрушилась крыша. Однако нижние этажи, покрытые жирной маслянистой копотью, выстояли. Пепел, щедро залитый водой, чавкал под ногами. Дышалось с трудом, но Тимура запах гари беспокоил в самую последнюю очередь.

Лучи восходящего светила несмело ощупывали комнату, в которой Тимуру удалось побывать всего раз – он помогал брату устанавливать тяжелую дыбу. С тех пор здесь немногое изменилось, если судить по разномастному железу, раскиданному по полу. Рухнувшая крыша накрыла страшное орудие пыток. Неяркий свет соскальзывал с покрытых гарью металлических предметов, мокрых от воды. И высвечивал, словно выставленный напоказ труп, отчетливо проявляя скрытые подробности.

– Хозяин, а Мирона-то того… грохнули.

За спиной раздался негромкий голос и Тимур с трудом, чтобы не закашляться, перевел дыхание.

– Без тебя вижу, – огрызнулся он. – Все обыскали?

– До самого последнего закутка.

– Никого.

– Нет, хозяин.

– Что Митяй говорит?

– Божится, что из деревни в сторону порта никто не выходил.

– Так. Что мы имеем? В доме девчонки нет.