Говард Пайл - Пираты южных морей

Придя к заключению, что вновь выбранным ремеслом он заработал денег вполне достаточно, капитан Эвери решил удалиться от дел и на добытые средства благопристойно прожить остаток дней. В качестве первого шага к намеченной цели он надул своих мадагаскарских партнеров. Поскольку из трех судов его корабль был самым большим, Эвери не составило труда убедить их погрузить все сокровища к нему на борт. Благополучно заполучив добычу в свои руки, Эвери одной прекрасной ночью изменил курс своего корабля, и с наступлением утра мадагаскарские шлюпы обнаружили, что бороздят океанские просторы, не имея ни единого гроша из тех сокровищ, которые достались им с таким трудом и которые они теперь могли бы искать хоть целую вечность.

Поначалу Эвери весьма склонялся к тому, чтобы остаться в Бостоне, штат Массачусетс, и будь этот городок хоть чуток покрасочней да поприветливей, он вполне мог бы удостоиться чести стать домом для сего прославленного деятеля. Однако при тогдашнем положении дел Бостон Эвери совершенно не приглянулся, и он взял курс на восток, в Ирландию, где и обосновался в Биддефорде, рассчитывая легко и безбедно прожить до конца своих дней.

Здесь он обнаружил, что хотя и является обладателем огромного количества драгоценных камней — жемчужин, бриллиантов, рубинов и прочих, однако с наличными у него туго: в карманах позвякивала лишь жалкая мелочь. Он решил продать камни и обратился за помощью к некоему купцу из Бристоля, чьи представления о честности ненамного отличались от его собственных. Сей достойный муж взял на себя труд выступить в роли посредника и, прихватив камни Эвери, отправился заключать для своего клиента весьма выгодную сделку — и более пират своих индийских сокровищ не видел.

Если говорить об Америке, то там, пожалуй, наиболее известны два пирата — капитаны Роберт Кидд и Эдвард Тич, по прозвищу Черная Борода.

Сегодня относительно Кидда ничего нельзя сказать с уверенностью, ибо существует великое множество различных гипотез и даже ставится под сомнение, а был ли он пиратом вообще. На протяжении многих лет он считался одним из самых прославленных флибустьеров. Едва ли на американском побережье существовал какой ручей или речушка, клочок суши или же удобный участок песчаного пляжа, скалистый бугорок да пещера, наконец, которые слухи не объявляли бы местом захоронения сказочных сокровищ сего достойнейшего маронера. Теперь же имеются весьма убедительные доказательства того, что пиратом Кидд, скорее всего, никогда не был, а соответственно, и сокровищ тоже не закапывал, за исключением какого-то сундука, который ему пришлось припрятать на острове Гардинера, — но даже это может оказаться вымыслом.

Так что беднягу Кидда придется низвести до заурядного разряда обыкновенных приличных людей, ну, может, и не совсем обыкновенных, но все-таки довольно приличных.

А вот с Черной Бородой дело обстоит иначе, ибо в его лице мы имеем настоящего, громогласного, неистового и яростного пирата per se [3] По сути (лат.). , который на самом деле закапывал награбленные сокровища, не единожды нападал на мирные суда и лично совершил убийств больше, чем достанет пальцев на обеих руках. Он по праву занимал и занимает присужденное ему еще нашими предками почетное место среди флибустьеров, которое наверняка сохранит за собой и во времена наших потомков.

Капитан Тич был уроженцем Бристоля и ремеслу своему обучался на борту различных каперов в Вест-Индии во времена разгоравшейся Войны за испанское наследство — лучшего ученичества и пожелать было невозможно. Наконец где-то во второй половине 1716 года капитан капера, некий Бенджамин Хорниголд, произвел его в офицеры и поручил командование недавно захваченным шлюпом: вот тогда-то звезда Черной Бороды и начала восходить. Нужно было предпринять весьма незначительный шаг да поменять несколько букв в слове, чтобы из «приватира», как именовались английские каперы, превратиться в «пирата», что Тич в весьма скором времени и проделал. И он не только осуществил переход к новой деятельности сам, но еще и уговорил присоединиться к нему своего старого наставника капитана.

Тогда-то и начались те дерзкие и необузданные грабежи, что принесли ему вполне заслуженную славу и вписали его имя в список величайших корсаров.

«Наш герой, — свидетельствует один из историков тех лет, воспевая силу и храбрость сего великого человека, — получил прозвище Черная Борода за огромное количество волос, которые подобно ужасающему метеору покрывали всё его лицо и ужасали Америку более любой кометы, когда-либо появлявшейся на ее небосклоне. Обычно он заплетал их в небольшие косички, завязывал ленточками на манер парика и закладывал за уши. В бою он надевал через плечо ремень с тремя пистолетами в кобурах, вроде нагрудного патронташа, под шляпой же по обеим сторонам от лица втыкал горящие фитили, которые вкупе с его глазами, от природы имевшими вид весьма лютый и дикий, придавали ему такой облик, что даже самое изощренное воображение было не в силах создать более пугающего образа адской фурии».

В ночь перед боем, в котором он был убит, Черная Борода до рассвета бражничал в компании родственных душ. Один из собутыльников спросил, знает ли его несчастная молодая жена, где зарыты его сокровища. «Нет, — ответил пират, — об этом знаем только дьявол и я, и да получит всё тот из нас, кто дольше проживет».

Что до этой несчастной молодой жены, то жизнь, которую устраивали ей муж и его помешанные на роме товарищи, была слишком ужасной, чтобы пересказывать здесь сию печальную историю.

Какое-то время Черная Борода практиковал свое ремесло на юге Испанских морей, сколотив за несколько лет пребывания там весьма скромное состояньице. Вскоре, однако, в голову ему пришла идея попытать счастья у побережья Северной Каролины. С небольшим, но все же внушительным флотом из собственного корабля и двух захваченных шлюпов он двинулся на север. С тех пор он деятельно вносил свою скромную лепту в развитие американской истории.

Сначала Черная Борода объявился за отмелью Чарлстонской бухты, приведя в немалое волнение городок Чарлстон, и стоял там пять-шесть дней, блокируя порт и останавливая по собственной прихоти прибывающие и уходящие суда, так что какое-то время вся местная торговля была полностью парализована. Суда он объявлял трофеями, а экипажи и пассажиров (среди которых оказалось несколько важных особ) удерживал в качестве военнопленных.

Добропорядочным жителям Чарлстона было крайне неловко изо дня в день лицезреть за ровным участком солончака черный флаг с белыми черепом и костями, развевающийся на носу пиратского корабля, равно как и весьма неприятно осознавать, что тот или иной видный горожанин томится с другими пленными в переполненном трюме.