Патрик О’Брайан - Остров Отчаяния

— Капитан Мур, — обратился он сквозь шум. — Вы плавали с принцем Овернским, не так ли? Расскажите, что это за человек?

Указанный джентльмен был одним из немногих французских офицеров-роялистов, служивших пост-капитаном в Королевском военно-морском флоте, а его замкнутость и отстраненность стали на службе притчей во языцех.

— Ну, относительно этого я не многое могу рассказать, — ответил Мур, сменив улыбку на серьезный взгляд. — Никогда не видел его в битве, хотя, несомненно, он вел бы себя очень достойно, и нечасто наблюдал его вне службы, как понимаете. Он находился в непростом положении, сражаясь против собственной страны, и, с точки зрения своих офицеров, держался особняком. Полагаю, ему не хотелось рисковать услышать, как мы, охваченные весельем, потешаемся над Францией…

Тут его прервал мелодичный лай ньюфаундленда Баббингтона, и разговор вернулся к общим темам — то были рулевые петли и скобы с проушинами, заглушившие итоговые наблюдения Мура, который закончил их в виде пантомимы, в знак неодобрения качая головой. Стивен был вполне удовлетворен результатом рассказа, но это удовлетворение исчезло в конце трапезы, когда пили за здоровье короля. Хирепат осушил стакан, присоединившись к общему «Боже, благослови его» с, казалось, необычным подъемом, и Стивен с тревогой вспомнил, что отец Хирепата из лоялистов — человек с глубоким чувством преданности. Сколько из оного передал он сыну?

«Мне кажется, — сказал сам себе Стивен, — что беседа будет фатальной. Хирепат, конечно, раскроется передо мной. Неудачное возражение с моей стороны может укрепить его решимость, удачное заставит меня раскрыться. В любом случае, я не в силах разубеждать достойного человека в его убеждениях, не сегодня. Я огорчен, огорчен до глубины души всеми этими манипуляциями».

Тем не менее, когда он поспешил к миссис Уоган, то взял с собой мягкий пакет, который положил на маленький столик в середине комнаты, столик, обычно заваленный книгами, шитьём, различными предметами, в том числе, время от времени, требующими штопки чулками Стивена. Сейчас столик был пуст, да и все вокруг выглядело примечательно голым, почти пустым.

— Честное слово, сударыня, сегодня вы выглядите необыкновенно хорошо. Говорю без капли лести.

Так оно и было. Возможно, Луизе и не хватало кошачьей грации Дианы, но цвет лица Дианы пострадал от индийского солнца, а у миссис Уоган светился теперь непревзойденным блеском. Моросящий дождь здесь такой же, как и в Ирландии: возможно, это и явилось причиной.

— Вы великолепны, — добавил он.

МиссисУоганпокраснела изасмеялась, сказала, что счастливаслышать это, и хочет ему верить. Но на самом делесказано это было почти механически: Луизамало обращалавнимания на замечания собеседника. Пройдясь пару раз по комнате, она отметила, какэтоудивительно, что держится такая погода: деньза днем нечто похожее на лето. Стивен никогда раньше неслышал, чтобы Луиза скатывалась до обсуждения погоды, как ине виделеё настолько не владеющей своими эмоциями. С довольноболезненным возбуждением молодая женщина поинтересовалась состоянием приливаи тем, на берегу ли еще вельботы.

— Итак, у нас есть комплект прекрасных новых рулевых тяг, и мы можем отплывать, заметила Луиза.

— Полагаю, что они готовы, кроме последних двух, — ответил он. — Кают-компания ликует. Но не думаю, что мы покинем Отчаяние так быстро. Эти рулевые тяги должны быть сначала присоединены, или установлены, как мы говорим. Затем все эти бесчисленные предметы на пляже должны быть возвращены на судно. В любом случае, капитан Обри никак не может поступиться ответственностью перед Королевским обществом, если поторопит меня прежде, чем мои коллекции будут завершены, а я еще только на полпути с криптогамными.

— Криптограммами, сэр? — воскликнула миссис Уоган.

— Нет, дитя, — сказал Стивен. — Криптогамными, тайнобрачными. Криптограммы, с еще одной «р», — это головоломка, а еще, полагаю, это слово используется для обозначения тайнописи. Тайнобрачные — это растения, воспроизводящие потомство без какой-либо видимой, явной связи. — Миссис Уоган снова покраснела и опустила голову. — И это напоминает мне, — продолжил Стивен, беря посылку и медленно развязывая её, — что ваши любезные соотечественники поднесли мне в подарок эти меха. Прошу вас принять их, чтобы укутать ребенка. Когда он появится, ему понадобится все тепло, какое есть, как в буквальном, так и в переносном смысле.

— У него будет и то, и другое, у бедного сладкого ягненочка, — сказала миссис Уоган, а затем, снова покраснев, воскликнула, — морские выдры! Я всегда мечтала о морской выдре. У Марии Калверт было две — как же мы завидовали ей — а здесь целых четыре! В первую очередь их буду носить я, с большой осторожностью, а затем ребенок — по воскресеньям. Какая роскошь! И это мой день рождения, или почти.

— На здоровье, моя дорогая, — сказал Стивен, целуя её.

— Дорогой доктор Мэтьюрин, — сказала она, от всего сердца возвращая поцелуй. — Как неизмеримо любезно. Но, конечно же, сэр, должна быть какая-то леди, что…

— Увы, никогда. У меня нет ни каких-либо личных достоинств, ни семьи, ни состояния, и моим несчастьем всегда было притязать на то, что далеко за пределами моих возможностей. Мне не везет в любви.

— Вы должны приехать в Балтимор. Вы бы нашли множество девушек, в том числе и благочестивых католичек, но что я говорю? Мы направляемся в Ботани-Бей. — После затянувшейся паузы, в которой Луиза терлась щекой о мех, она тихо, почти про себя прибавила, — конечно, это зависит от того, вы подразумеваете под любовью. Затем, уже другим тоном, — так вы думаете, «Леопард» отплывет еще не скоро?

— Полагаю, что так.

— Предположим, это займет неделю. Скажите, раз уж вы все знаете о море и кораблях: сможет ли «Леопард» догнать китобойное судно, идя в том же направлении? У «Леопарда» больше мачт и парусов, и это линейный корабль, поэтому, полагаю, намного быстрее.

— Нет-нет, «Леопарду» никогда не догнать китобоя, моя дорогая. Когда «Лафайет» сегодня в ночь отплывет с отливом, мы должны попрощаться с ним навсегда. Никогда его больше не увидим.

Миссис Уоган хотела понять вопрос прилива — ужасно быть настолько невежественной — и Стивен рассказал ей все, что знал, добавив, что мистер Хирепат, которые погребет на ялике по морю, чтобы навестить пациентов, прежде чем оставим их, столкнется не со встречным течением, а стоячей водой. Ему будет легко, несмотря на темноту. Затем последовал целый ворох вопросов. Когда китобои заберут свою кузницу? Будут ли у них трудности, гребя назад? Предположим, что ветер повернул, или стих, вынесет ли прилив судно прочь? Вынесет, правда? Она счастлива это слышать. Стивен смотрел на нее с удовольствием: налицо трогательная смесь наивности и мастерства, и, закончив, сказал: