Джек Лондон - Мятеж на «Эльсиноре»

– К черту рифы! Вы раньше попадете в ад! Полный грот! Все к гроту!

Разница сразу почувствовалась, когда ветер встретил сопротивление этого огромного куска парусины. «Эльсинора» прыгала и дрожала, и я почувствовал, как она шла против ветра, в то же время быстрее двигаясь вперед. Под порывами ветра она пригибалась так низко, что ее бортовые перила зарылись в воду, и волны перекатывались, пенясь, вплоть до ее люков. Мистер Пайк следил за ней, как сокол, и одновременно наблюдал за мальтийским кокни и Томом Спинком у штурвала.

– Земля у носа под ветром! – раздалось с юта; этот крик передавался из уст в уста вдоль мостика на корму.

Я видел, как мистер Пайк мрачно и насмешливо кивнул головой. Он уже видел это с подветренной стороны кормы, а чего не видел, то угадал. Несколько раз я замечал, как он определял силу ветра, пробуя напор на своей щеке, и сосредоточил весь свой разум на изучении движения «Эльсиноры». И я знал, что у него в мыслях: сможет ли она нести все то, что было на ней? Не сможет ли больше?

Не удивительно, что в этот напряженный промежуток времени я позабыл о Самурае… Мало того, я ни разу не вспомнил о нем, пока не распахнулась дверь командной рубки, и я успел схватить его за руку. Он балансировал и покачивался рядом со мной, разглядывая ужасную картину скал, снега и брызжущих пеной бурунов.

– Полный поворот! – ревел мистер Пайк. – Или я тебя удавлю! Ты проклятая фермерская собака, Том Спинк! Отводи руль! Отводи руль! Отводи, будь ты проклят! Не давай носу упасть! Так держи! Где ты учился управлять, черт тебя дери? В каком коровнике?

Тут он пронесся мимо нас на нос своими непостижимыми прыжками.

– Хорошо было бы поставить бизань-брам-стеньгу, – проговорил капитан Уэст слабым, прерывающимся голосом. – Мистер Патгёрст, не будете ли вы добры сказать мистеру Пайку, чтобы поставили бизань-брам-стеньгу?

И в ту же самую минуту с кормы раздался голос мистера Пайка:

– Мистер Меллер! Бизань-брам-стеньгу!

Голова капитана Уэста опустилась так, что подбородок его уперся в грудь, и он прошептал так тихо, что мне пришлось наклониться, чтобы услышать его слова:

– Хороший офицер! – сказал он. – Превосходный, отличный офицер. Мистер Патгёрст, если вы будете добры помочь мне, я хотел бы войти. Я… я без сапог.

Большим подвигом было открыть тяжелую железную дверь рубки и держать ее открытой во время качки. Это мне удалось, но, когда я помог капитану Уэсту перешагнуть высокий порог, он поблагодарил меня и отказался от моих дальнейших услуг. И даже тогда я не понял, что он умирает.

Никогда, ни одно судно не несло так, как несло «Эльсинору» в следующие полчаса. Был поставлен полный кливер, а когда он разлетелся в лоскуты, подняли фор-штень-штаг на фок-мачте. Перед средней рубкой немыслимо было держаться из-за налетавших волн. Мистер Меллер с половиной команды кое-как держался на крыше рубки, тогда как остальная часть команды находилась с нами в относительной безопасности на корме. Даже Чарльз Дэвис, промокший и дрожащий, был наверху: он цеплялся рядом со мной за медное кольцо дверной ручки рубки.

Что за ход! Это была безумная скорость, «Эльсинора» неслась через огромные седобородые волны, бежавшие к берегу, то пролетая над ними, то мчась под ними. Были минуты, когда крен и порывы ветра действовали одновременно против нее, и я мог бы поклясться, что концы ее нижних рей касались воды.

У нас был один шанс из десяти, что нам удастся выбраться. Все это знали, и все знали, что нельзя ничего сделать, как только ожидать исхода. И мы ждали молча. Единственный голос, который слышался, – это голос старшего помощника, попеременно выкрикивавшего проклятия, угрозы и приказания стоявшим у штурвала Тому Спинку и мальтийскому кокни. Между делом он все время измерял силу ветра, и его глаза беспрестанно обращались вверх, к грот-брам-рее. Ему хотелось поставить еще один парус. Десятки раз я видел, как он открывал рот, чтобы отдать приказание, и не решался. И как я наблюдал за ним, так наблюдали за ним все остальные. Изрядно истрепанный жизнью, жестокосердый, с недовольным лицом и грубый на язык, он был единственным человеком, слугой нашей расы, властелином момента. «А где же, – подумал я, – где же Самурай?»

Один шанс из десяти? Нет, это был один шанс из ста, когда мы старались обогнуть последний острый выступ скалы, в море и в бурю врезавшийся между нами и открытым океаном. Мы были так близко к нему, что я ожидал увидеть, как наши реи задевают поверхность скалы. Мы были так близко – не дальше расстояния, на которое мог бы долететь брошенный с судна кусок сухаря, что, когда мы нырнули в последнюю пропасть между двумя волнами, я могу поклясться, у каждого из нас захватило дух в ожидании, что сейчас «Эльсинора» ударится о скалу.

Вместо этого мы вышли на простор. И как будто в ярости оттого, что мы спаслись, шторм набросился на нас в эту минуту с наибольшей силой. Старший помощник почувствовал приближение этого чудовищного вала, потому что бросился к штурвалу прежде, чем на нас обрушился удар. Я посмотрел вперед – все было закрыто горой воды, которая упала на палубу. «Эльсинора» выпрямилась от толчка и вынырнула, залитая водой от борта до борта. Затем порыв ветра надул ее паруса и снова накренил ее, выплеснув половину воды обратно.

Вдоль мостика раздался несколько раз повторившийся крик: «Человек за бортом!»

Я взглянул на старшего помощника, который как раз передавал штурвал рулевым. Он встряхнул головой, словно раздраженный таким пустяком, затем прошел к углу штурвальной будки и стал смотреть на страшный берег, от которого удалось спастись, – на берег, белый снизу и с черными утесами, холодный в сиянии луны.

Мистер Меллер пришел на корму, и они встретились рядом со мной под навесом рубки.

– Всех наверх, мистер Меллер, – сказал старший помощник, – и убирайте грот. После этого бизань-брам-стеньгу.

– Есть, сэр, – ответил второй помощник.

– Кто упал? – спросил мистер Пайк, когда мистер Меллер уже уходил.

– Бони. Из него мало было толку! – последовал ответ.

И это все. Бони-Щепка исчез, и вся команда бросилась исполнить приказание мистера Меллера – убрать грот. Но они его так и не убрали, потому что в этот момент парус начало срывать с лик-тросов, и через несколько секунд от него осталось только несколько коротких, развевающихся лент.

– Бизань-брам-стеньгу! – приказал мистер Пайк. И тут он в первый раз обратил на меня внимание.

– Начисто сорвало парус, – проворчал он. – Он никогда не держался как следует. У меня всегда чесались руки добраться до того парусника, который его делал.

По пути вниз я заглянул в командную рубку и понял причину ошибки Самурая, если это можно назвать ошибкой, чего никто никогда не узнает. Он лежал на полу, бесформенной массой, и беспомощно перекатывался взад и вперед в такт покачивания «Эльсиноры».