Джек Лондон - Мятеж на «Эльсиноре»

Я должен отметить еще одно дело: я совершенно реорганизовал наши вахты, сделав так, что наши три «морские находки» были разлучены. Маргарет взяла одного на них в свою вахту, где были оба парусника, Том Спинк и Луи. Луи, наполовину белый, был вполне достоин нашего доверия, и ему поручили во всякое время внизу или же на палубе следить за человеком с топазовыми глазами и не упускать его из виду.

В мою вахту входили: буфетчик, Вада, Буквит и остальные два мечтателя. К одному из них я приставил Ваду, к другому – буфетчика. Мы ничем не рискуем. Во всякое время дня и ночи, при исполнении своих обязанностей или на отдыхе, пришельцы будут на виду людей, внимательно наблюдающих за каждым их шагом.

Да, вчера вечером я подверг этих людей испытанию. Это было после моего совещания с Маргарет. Она высказала уверенность, и я совершенно согласен с ней, – что люди с бака вовсе не намерены слепо идти туда, куда мы их везем, и попасть в тюрьму в Вальпараисо. Наше предположение, как и прежде, сводилось к тому, что их план действий заключается в следующем: как только «Эльсинора» подойдет на достаточно близкое расстояние к берегу, они убегут на шлюпках. А поскольку на баке еще осталось довольно большое число негодяев и безумцев, то мятежники не остановятся перед тем, чтобы перед побегом просверлить стальные стены нашего судна. Ведь просверливание дыр в судне – такой же старый, испытанный прием, как и мятеж в открытом море!

Итак, значит, я подверг испытанию незнакомцев, посланных нам бурей. Двоих из мечтателей я взял с собой для набега на маленькие шлюпки, а одного оставил с Маргарет, которая в то время стояла на вахте. По другую его сторону стоял буфетчик, с длинным ножом. Я всячески старался знаками дать понять ему, а также тем двоим, которых брал с собой на бак, что при первом же признаке измены с их стороны он немедленно будет убит. А старый буфетчик теми же знаками не только подтвердил точность и выразительность моих слов, но всем своим видом говорил, что горит нетерпением лично совершить эту казнь.

Таким образом, я оставил с Маргарет еще Буквита и Тома Спинка. Вада, два парусника, Луи и двое с топазовыми глазами сопровождали меня. Мы пополнили наше вооружение топорами. Незамеченными мы пересекли главную палубу, через среднюю рубку достигли мостика и по мостику прошли до передней рубки. Здесь находились первые шлюпки, над которыми нам предстояло работать. Но до начала работ я позвал вахтенного с бака.

Это был Муллиган Джекобс, направившийся к нам через обломки мостика, на котором все еще лежала передняя брам-рея. Он приблизился, такой же бесстрашный, жестокий и неукротимый, как всегда.

– Джекобс, – прошептал я, – ты останешься возле меня до тех пор, пока мы не покончим со шлюпками. Согласен?

– Неужели это может напугать меня? – проворчал он довольно громко. – Чего мне обо всех заботиться? Я понимаю вашу игру. И я знаю игру этих подлых червей, которые сейчас находятся под нашими ногами. Они хотят бежать на этих шлюпках. А вы хотите их уничтожить, чтобы не дать им бежать.

– Тссс! – тщетно пытался я остановить его.

– Да чего там? – продолжал он так же громко. – Они сейчас дрыхнут с набитым брюхом. У нас теперь стоит только один человек на вахте – на баке! Даже Берт Райн спит. Несколько уколов вашей иголки подействовали на него успокоительно. Он перестал стонать. Продолжайте вашу работу, разрушайте шлюпки, меня это нисколько не волнует. Потому что я отлично знаю, что моя кривая спина стоит гораздо больше, чем все шеи той сволочи, что спит внизу.

– Раз ты все это сознаешь, почему в таком случае не присоединился к нам? – осведомился я.

– Потому что я люблю вас не больше, чем их, даже вполовину меньше. Они – то, что вы и ваши отцы сделали из них! А кто, черт возьми, вы и ваши отцы? Что вы собой представляете? Грабители человеческого труда – вот вы кто! Они мне мало нравятся, а вот вы и ваши отцы совсем мне не нравитесь. Я люблю только себя и свою кривую спину – живое доказательство того, что нет никакого Бога и что Броунинг – лгун!

– Присоединяйся к нам теперь, – сказал я, покорно перенося его гнев. – Это принесет большое облегчение твоей спине.

– Ну вас к черту! – был его ответ. – Уходите себе на бак и разрушайте шлюпки. Можете повесить некоторых из них, но ко мне по закону вы и притронуться не можете. Я искалеченный жизнью и обстоятельствами человек, слишком слабый для того, чтобы на кого-нибудь поднять руку. Я – пушинка, носимая ветром вместе с сором, который собрали люди с сильными спинами и безмозглыми головами.

– Ну, как тебе угодно, – сказал я.

– Не очень-то мне угодно, – возразил он, – быть тем, что я есть, мгновенной вспышкой во мраке, который люди называют жизнью. Скажите, пожалуйста, почему я не создан бабочкой или же жирной свиньей у полного корыта? Или же просто самым обыкновенным смертным с нормальной, прямой спиной, которого любила бы женщина? Отправляйтесь к лодкам и уничтожайте их. Играйте, пока у вас на то есть охота. А все равно вы кончите точно так же, как и я. И мрак ваш будет ровно такой же, как и мой мрак…

– Как видно, полное брюхо возвращает мужество! – презрительно заметил я.

– А вот на пустой желудок яд моей ненависти превращается в едкую кислоту. Идите, ломайте шлюпки!

– Чья идея – серные газы? – спросил я.

– Я не назову вам имени этого человека, но я завидовал ему до тех лишь пор, пока его затея не потерпела неудачу. А чья идея была облить Берта Райна серной кислотой? Я думаю, что он останется без лица, потому что оно отпадает клочьями.

– И я тебе тоже не отвечу на вопрос, – промолвил я, – скажу лишь одно: это была не моя идея!

– Хорошо, – насмешливо произнес он. – На разных судах – разные обычаи, как сказал ваш кок!

Не раньше того, как я закончил дело на баке и вернулся на корму, я мог в точности уяснить себе истинный характер этого странного человека. Несомненно, Муллиган Джекобс мог бы быть артистом, поэтом-философом, если бы только не родился с кривой спиной!

Итак, мы уничтожили шлюпки. С помощью ломов и топоров этот труд оказался гораздо легче, чем я предполагал. На крышах обеих рубок мы оставили множество обломков, причем люди с топазовыми глазами работали самым энергичным образом, и мы вернулись на корму без единого выстрела с какой-либо стороны. Бак, конечно, проснулся от поднятого шума, но не предпринял никаких попыток помешать нам.

И вот тут-то я должен снова пожаловаться на наших морских новеллистов, описывающих нравы и обычаи моряков. Два десятка человек, головорезы с самым темным прошлым, отлично знакомые и с тюрьмой, и с виселицей, конечно, должны были вступить с нами в бой! И все же эта шайка, видя, как на ее глазах мы уничтожаем ее последнюю возможность к бегству, не предприняла ровно ничего.