Джек Лондон - Мятеж на «Эльсиноре»

– Все-таки, где они доставали пищу? – спросил меня попозже буфетчик.

Этот вопрос он задавал мне ежедневно, начиная с того самого дня, как мистер Пайк стал ломать себе над этим голову. Интересно знать, ответил ли бы мне Муллиган Джекобс, если бы я задал ему этот вопрос? Во всяком случае, на суде в Вальпараисо на этот вопрос будет получен точный ответ. В настоящее же время мне придется смириться с тем, что буфетчик ежедневно и по-прежнему будет приставать ко мне.

– Это убийство и мятеж в открытом море! – сказал я им сегодня, когда они подошли к корме с жалобой на то, что я уничтожил шлюпки, и с вопросом, что я намерен предпринять дальше.

И когда, стоя на краю кормы, я взглянул с моего высокого места на этих жалких людей, перед моими глазами отчетливо вырисовалось видение прошлого: все поколения моего безумного, жестокого и властного рода. С тех пор как мы оставили Балтимору, уже три человека, три господина, занимавшие это высокое место, ушли из жизни: Самурай, мистер Пайк и мистер Меллер. Теперь стоял здесь я, четвертый, не моряк, просто господин только по крови, потомок моих предков! И работа на «Эльсиноре» продолжается!

Берт Райн, с забинтованными лицом и головой, стоял подо мной, и я чувствовал к нему известный оттенок уважения. Несмотря на свое гетто, он – тоже господин над своей шайкой. Нози Мёрфи и Кид Твист стояли плечом к плечу рядом со своим пострадавшим вождем-висельником. Это он выразил желание – в результате отчаянных страданий – как можно скорее попасть на землю и обратиться к докторам. Он предпочел риск оказаться на суде риску потерять жизнь или, может быть, зрение.

Команда сама по себе разъединилась. Исаак Шанц, еврей, плечевая рана которого еще не зажила, казалось, руководил мятежом против висельников. Его рана была достаточно велика для того, чтобы его обвинил любой суд, и он отлично сознавал это. И рядом с ним стояли: мальтийский кокни, Энди Фэй, Артур Дикон, Фрэнк Фицджиббон, Ричард Гиллер и Джон Хаки.

В другой группе, все еще преданной висельникам, были Карлик, Соренсен, Ларс Якобсен и Ларри. Чарльз Дэвис склонялся к группе висельников. Третью группу составили Сёндри Байерс, Нанси и грек Тони. Эта группа была явно нейтральной. И, наконец, совершенно отдельно, не войдя ни в одну из групп, особняком стоял Муллиган Джекобс, прислушивавшийся – я думаю – к далекому эху старых несправедливостей и чувствовавший – я уверен в этом! – укусы раскаленных железных крючков в своем мозгу.

– Что вы намерены с нами сделать, сэр? – спросил меня Исаак Шанц, опередив висельников, которые должны были бы заговорить первыми.

Берт Райн гневно повернулся в ту сторону, откуда доносился голос еврея, а его сторонники теснее сомкнулись вокруг него.

– Я отправлю вас в тюрьму, – ответил я сверху. – И я поступлю с вами всеми так жестоко, как только мне это удастся.

– Может быть, вам удастся это, а, может быть, и не удастся! – ответил еврей.

– Замолчи, Шанц! – приказал Берт Райн.

– А ты получишь свое, сволочь! – заворчал Шанц. – Если не от других, то я один сделаю то, что мне нужно.

Боюсь, что в действительности я вовсе не такой ловкий человек, как мне казалось, и напрасно стал гордиться собой. Потому что, в сущности, я был любитель, который настолько заинтересовался развитием драмы на палубе, что в тот момент совершенно не был в состоянии предусмотреть трагедию, в какую эта драма разрасталась.

– Бомбини! – крикнул Берт Райн.

Его голос звучал повелительно. Это был приказ господина собаке у ног. Бомбини отозвался. Он вынул свой нож и начал наступать на еврея. Но глубокое ворчание, звероподобное по звуку и угрозе, послышалось со стороны тех, кто окружал еврея.

Бомбини поколебался и через плечо взглянул на своего вожака, лица которого из-за повязок он не мог видеть и который, в свою очередь, не мог видеть его – это он знал.

– Это хорошее дело, – подбодрил его Чарльз Дэвис. – Сделай то, что тебе говорят.

– Замолчи! – донеслось из-за бинтов Берта Райна. Кид Твист вынул револьвер, сначала навел дуло в сторону Бомбини, а затем перевел его на группу вокруг еврея.

Признаюсь, по мне пробежала мгновенная дрожь жалости к несчастному итальянцу, который попал между двумя жерновами!

– Бомбини, заколи еврея! – приказал снова Берт Райн.

Итальянец сделал шаг вперед, и за ним плечом к плечу подвинулись вперед Нози Мёрфи и Кид Твист.

– Я не вижу его, – крикнул Берт Райн, – но Господом Богом клянусь, что сейчас увижу!

И с этими словами одним резким движением он сорвал с головы повязку. Вероятно, выше всякой меры была боль, которую он сейчас переносил. Я увидел такое обезображенное лицо, что описать весь этот ужас не в состоянии, ибо нет таких слов и средств в английском языке, которым я владею. Я почувствовал, как тяжело дышит и дрожит у моего плеча Маргарет.

– Бомбини, заколи его! – повторил Берт Райн. – И заколи каждого, кто заступится за него! Мёрфи, проследи за тем, чтобы Бомбини исполнил, что я приказываю.

Нози Мёрфи вынул нож и занес его над итальянцем. Кид Твист все еще угрожал своим револьвером группе еврея. И все трое стали подвигаться вперед.

И лишь в этот момент я внезапно пришел в себя и перешел от созерцания к действию.

– Бомбини! – громко крикнул я.

Тот остановился и взглянул наверх.

– Остановись там, где стоишь! – распорядился я. – Стой так, пока я буду говорить. Шанц! Не делай ошибки! Райн – главарь на баке! Вы все обязаны повиноваться его приказаниям… до тех пор, пока мы не прибудем в Вальпараисо. А после того вы попытаете счастье вместе с ним в тюрьме. А пока, что приказывает Райн, то для вас – закон! Покорись и сделай это немедленно. Я на стороне Берта Райна до тех самых пор, пока на борт не придет полиция. Бомбини, слушайся Райна и исполняй все, что он тебе прикажет. Я буду стрелять во всякого, кто попробует тебе помешать. Дикон! Отойди от Шанца! Иди к борту!

Все знали, какой свинцовый поток может изливать моя винтовка, – знал это и Дикон. Он с минуту колебался, затем повиновался.

– Фицджиббон! Гиллер! Хаки! – Я вызывал по очереди, и все повиновались мне. – Фэй! – я повторил дважды прежде, чем донесся ответ.

Исаак Шанц стоял один, и Бомбини теперь держался увереннее.

– Шанц! – крикнул я. – Не находишь ли ты, что тебе было бы гораздо полезнее отойти к борту и покориться?

Он раздумывал над моим вопросом лишь несколько секунд, затем сложил свой нож и послушался меня.

Вкус власти! Я чуть было не проявил свои литературные таланты и прочитал негодяям целую лекцию, но – слава Богу! – у меня хватило достаточно такта и душевного равновесия для того, чтобы вовремя удержаться.

– Райн! – позвал я.

Он повернул ко мне свое изъеденное кислотой лицо и сделал попытку взглянуть на меня.