Изидор Винокуров - Подвиг адмирала Невельского

С самого начала января Геннадий Иванович приступил к осуществлению плана, о котором говорил в новогоднюю ночь. По существу, это было продолжением разведывательных работ прошедшего года. Не в характере Геннадия Ивановича было отступать.

Нарушая все инструкци i, вопреки предписаниям, Невельской решил учредить пост в селении Кизи, на правом берегу Амура, и в заливе Мангмар (Де-Кастри). Геннадий Иванович исходил из следующих разумных соображений. Залив Нангмар благодаря своему географическому положению представляет весьма выводную позицию на берегу Татарского пролива. Владея ею, можно легко контролировать воды пролива и наблюдать за действиями иностранных судов даже в ту пору, когда Амурский лиман бывает еще скован льдом. Что же касается селения Кизи, то оно лежит на пути к заливу и может служить прекрасной тыловой базой.

Приступая к выполнению этого плана, Невельской трезво отдавал себе отчет в том, чем может ему грозить такое «самовольство».

— Я хорошо понимаю, — сказал Геннадий Иванович своим помощникам, — что подобное распоряжение с моей стороны в высшей степени дерзко и отчаянно и что оно может повлечь за собой величайшую ответственность. Но ввиду того, что только такими решительными мерами представляется возможность разъяснить правительству важное значение для России Приамурского и Приуссурийского бассейнов, я решаюсь действовать энергично; личные расчеты и опасения я считаю не только неуместными, но даже преступными.

Девятого января на трех нартах, запряженных собаками, мичман Разградский и приказчик Российско-Американской компании Березин отправились в Кизи. Их главной задачей было, во-первых, создать промежуточную базу для последующей экспедиции лейтенанта Ьошняка в залив Нангмар; во-вторых, достигнув селения Кизи, употребить все силы на заготовку, по возможности с помощью местных жителей, строительного материала для основания поста.

Заготовка леса возлагалась на Березина. Разградский же должен был немедленно возвратиться для доклада Невельскому.

Второго февраля Разградский был уже в Петровском и докладывал о выполнении задачи.

Спустя десять дней в путь тронулся Бошняк. Геннадий Иванович приказал Бошнчку, чтобы по прибытии в Де-Кастри он первым делом собрал местное население и при нем поднял русский военный флаг в знак принятия залива. Затем Бошняк должен был построить помещение, приобрести хорошую лодку и с открытием навига-

ции заняться исследованиями берега в южном направлении. А самой главной его задачей было — найти закрытые бухты и пути сообщения с Амуром и Уссури.

Отправив Бошняка, Геннадий Иванович написал Муравьеву донесение, в котором объяснил причины, побудившие его занять Кизи и Де-Кастри. Донесение ушло очередной почтой 25 февраля, а спустя некоторое время Невельской получил от Бошняка сообщение о том, что 4 марта поднят флаг в заливе Де-Кастри.

Примерно в те же дни из Кизи пришло извещение и от Березина.

«Таким образом, — записал Невельской в своем журнале, — в марте 1853 года нами заняты Де-Кастри и Кизи».

Пока Невельской, при очень ограниченных материальных возможностях, со всей присущей ему энергией производил частичное закрепление за Россией Приамурского края, в далеком Петербурге постепенно начали понимать важность работ Амурской экспедиции. Да сознания Николая I стал доходить смысл неоднократных и настойчивых заявлений Невельского о том, что Амур является дверью в Сибирь со стороны Тихого океана и что тот, кто будет владеть ключом от Амура, то есть его устьем и Сахалином, будет владеть Сибирью. Ведь не зря многие иностранцы путешествовали по Сибири и под видом туристов и невинных ревнителей науки собирали сведения о Камчатке, Амуре и об их сообщениях с Сибирью.

К этому времени международная обстановка в Европе сильно осложнилась. Даже непосвященным было ясно, что дело идет к войне. Николай I отдавал себе отчет в том, что западные державы, напав на Россию, несомненно предпримут активные действия против русских владений на Дальнем Востоке и будут пытаться отторгнуть от России часть территории. А основание английских либо иных колоний в низовьях Амура создало бы серьезную угрозу Сибири. Под влиянием всех этих соображений и ввиду надвигающихся событий царское правительство решило действовать.

В конце мая Геннадии Иванович получил неожиданное извещение от Муравьева, в котором тот писал:

«Ввиду важности результатов Ваших действий государь император... высочайше удостоил Вас наградить

за оные...» Далее генерал-губернатор сообщал о решении правительства выделить Амурскую экспедицию из подчинения Российско-Американской компании.

Невельской просто глазам своим не верил. Не награда — приложенный к письму орден Анны 2-й степени — взволновала начальника экспедиции. Нет, не это, Наконец-то правительство обратило внимание на амурско-сахалинскую проблему! Наконец-то Амурская экспедиция станет самостоятельной организацией, не зависящей от торгашей из Российско-Американской компании!

Но в Петербурге еще ничего не знали об очередном нарушении инструкции — о занятии Кизи и залива Де-Кастри и учреждении там новых постов.

Одиннадцатого июля в Петровское пришел старый знакомый — транспорт «Байкал». Невельской с нетерпением вскрыл доставленный ему пакет с предписанием генерал-губернатора. Он прочел:

«Вследствие всеподданнейшего доклада моего и на основании высочайшего о границе пашей с Китаем указания предлагаю Вам по высочайшему повепению занять нынешним же летом...»

И дальше перечислялось все, что уже давно сделал Геннадий Иванович, то есть ему предписывалось занять Кизи и залив Де-Кастри. Таким образом, все самовольные действия начальника Амурской экспедиции были как бы санкционированы полученным предписанием.

Невельскому предлагалось также занять два—три пункта на восточном либо западном берегу Сахалина, что и без того входило в планы начальника экспедиции.

Иностранные корабли — английские, американские — беспрестанно браконьерствовали в сахалинских водах. Особенно же рьяно там хозяйничали японцы. Каждую весну они высаживались на южном берегу Сахалина, без зазрения совести грабили местных жителей, порабощали их. В течение лета японцы вылавливали в огромных количествах рыбу в прибрежных водах, хищнически били морского зверя, а с наступлением осени безнаказанно уплывали на остров Хоккайдо. Эти разбойничьи набеги становились из года в год все смелее.

И Невельской решил положить этому конец.

— Давно пора окончательно закрепить Сахалин за Россией, — говорил он. — Это наш остров! Русские открыли его!

Так впервые указание правительства совпало с планами Невельского. Но в предписании шла речь о восточном или западном побережье. А Геннадий Иванович считал необходимым учредить пост в первую очередь на самом юге острова, в заливе Анива, ибо только это позволило бы оградить Сахалин от посторонних посягательств и помешать доступу туда японцев.