Уильям Джейкобс - Под чужим флагом (сборник)

Вот вышел эффект, могу вам сказать! Все кричали, смеялись, говорили разом, а мистрисс Прендергаст уверяла, что никогда еще и никто не слыхивал про такую вещь, чтобы капитан оставался один на судне, с тем, чтобы на нем погибнуть, и потом один-же затушил пожар, после того как вся команда бросила его и бежала. Такого случая еще не было, да и не будет никогда! Она уверена, что капитан должно быть ужасно обожжен, и что его придется сейчас-же уложить в постель и обложить тряпками, пропитанными маслом.

Не прошло и часа, как мы были уже опять на пароходе, и дамы так и накинулись на шкипера. Том Гал клянется, что мистрисс Прендергаст, пыталась поцеловать его, и, вообще, она носились с ним до смешного, до глупости. Как только шлюпки были подняты опять на палубу, я услышал звонок электрического колокола в машинном отделении, развели пары, машина заработала, и мы снова двинулись.

— Говорите, — закричал кто-то из пассажиров. — Говорите!

— Браво, браво! — кричали другие.

Тогда шкипер выступил вперед и обратился к ним с маленькой приятной речью. Сначала от поблагодарил их за доверие к нему, и за тот примерный порядок, в котором они покидали корабль. Он сказал, что это делает честь всем участвовавшим, команде и пассажирам, и что, без сомнения, они несколько удивятся, когда узнают, что никакого пожара вовсе и не было, но что то была фальшивая тревога, маленькое испытание, произведенное с целью убедиться, что лодочные маневры хорошо поняты всеми.

И, действительно, он был прав, когда сказал, что они удивятся! И что за шум они тут подняли, и чего только они ни говорили про человека, которому только что собирались поставить гранитный памятник; просто изумительно! Понадобилось-бы, право, целое кладбище памятников, чтобы изобразить все то, что они про него говорили, да и то пришлось-бы гравировать самыми мельчайшими буквами!

— Я предлагаю нам всем собраться в кают-салон и составить заявление о нашем негодовании и презрении к недостойному поведению капитана! — яростно говорил майор. — Предлагаю избрать мистера Макферсона председателем нашего собрания.

— Я поддерживаю ваше предложение! — говорил другой столь же яростно.

— А я предлагаю майора в председатели, — говорил кто-то еще, каким-то особенно беспечным, небрежным тоном: — потому что лодка мистера Макферсона еще не вернулась.

Сначала все подумали, что он шутит, но когда оказалось, что он действительно говорит правду, всеобщее возбуждение достигло ужасных размеров. К счастью, как заметила мистрисс Прендергаст, в той лодке не было дам, но зато было несколько мужчин-пассажиров. Мы шли полным ходом, по тринадцати узлов в час, но тут сразу остановились, и никогда еще мне не приходилось видеть на пароходе такого славного фейерверка, как тот, который мы сожгли в эту ночь. Сигнальные ракеты и голубые бураки взвивались ежеминутно, пушки палили не переставая, пока мы медленно бороздили море то в том, то в другом направлении, а пассажиры сидели на палубе и рассуждали, что ожидает шкипера: будет-ли он повешен, или только осужден на вечное заключение?

Уже рассветало, когда мы заметили маленькую черную точку на горизонте, и устремились к ней на всех парах. Полчаса спустя, мы поравнялись с ней, и никогда еще мне не приходилось видеть таких несчастных, озябших, измученных людей!

Их пришлось чуть-ли не втаскивать на борт парохода, и они были так нам признательны, так благодарны, что было просто трогательно, пока им не объяснили в чем дело. Это сразу изменило их самым удивительным образом, и после того как мистер Макферсон выпил три чашки горячего кофе и четыре рюмки водки, он занял председательское кресло в заседании, но тотчас-же заснул и захрапел. Его будили три раза, но он отнесся к этому так нелюбезно, что дамам пришлось удалиться, и заседание было отложено.

Кажется, что из этого так ничего и не вышло, потому что, ведь, никто действительно не пострадал, а шкипер был до того удручен и уничтожен случившимся, что всем стало даже жаль его.

Конец плавания мы совершили очень тихо и удобно, но, конечно, по прибытии на место все открылось, и помощнику пришлось-таки отводить "Пигалицу" обратно домой. Кое-кто говорил, что у шкипера не все было ладно в в мозгу. Я и не спорю, но все-же твердо убежден в том, что выдумал всю эту штуку и подбил его молодой лейтенант. Как я уже говорил, он был веселый молодчик и очень любил проделывать над всеми свои шутки, лишь-бы только самому не приходилось расплачиваться.

— Болезнь подкатила ко мне вчера утром, после завтрака, — рассказывал ночной сторож. — Дьявольская боль, сэр! Женщина, если ее можно так назвать, соседка, проще сказать, отдала моей миссис добрую половину селедки. Тогда я удивился, почему она это сделала, а теперь понимаю. Я съел ее всю, кроме кусочка, который миссис поставила жарить, и скоро почувствовал, что наступил мой смертный час.

Он схватился руками за живот и закачался из стороны в сторону, сопровождая это занятие вздохами и рычанием.

— Я люблю испытанные средства, — продолжал он. — Сначала я выпил две кружки пива и стал ждать, что будет, но буфетчик попросил меня выйти и умирать на улице. По его мнению, помочь мне может только ром. Я выпил стакан рома, а негодяй в благодарность выбросил меня за дверь. Я был слишком болен, чтобы спорить с ним. Проходивший мимо старый джентльмен свел меня в аптеку. Я не знаю, чем меня потчевал аптекарь и что со мной было дальше, но вскоре перед дверью собралась густая куча гогочущих зевак. Некоторые из них провожали меня до дома, и только моя миссис избавила меня от них и уложила в постель.

Он поднялся с легким стоном и зашагал по сторожке.

— Это очень напоминает мне историю, случившуюся с Диком Джинджером года два назад, только мой случай похуже. Началось это в кабаке: Джинджер поднял такой шум, что Сэм и Питер спервоначалу решили, что Дик спьяна проглотил свою трубку.

— Что у вас там случилось? — спросил буфетчик через стойку.

— Он проглотил свою трубку, — ответил Сэм.

— Ты… ты… гнусный лжец! — заорал Джинджер.

— Что же тогда? — продолжал буфетчик.

Джинджер слабо потряс головой:

— Не знаю, — пролепетал он. — Сдается мне, что это от пива.

— Вон! — сказал буфетчик. — От пива? Вон сию же минуту!

Джинджер вышел с помощью Сэма, подпиравшего его справа, Питера, подпиравшего его слева, и буфетчика, напиравшего сзади. Стоны и ругательства Джинджера надрывали сердце, и выражения, в которых он отзывался о пиве, заставляли краснеть Сэма и Питера. Они немного постояли на мостовой, дали Джинджеру отругаться, затем помогли ему влезть в трамвай, откуда через две минуты кондуктор с помощью пассажиров помог выйти всем троим, не выдав билетов.