Юрий Шестера - Холод южных морей

— Нет, не очень. Я ведь обследовал только восточный берег острова, который тоже горист, особенно в северной его части, но не настолько. А Кентерберийская долина всего лишь холмиста, и горы с моря видны почти у самого горизонта на западе.

Якорная же стоянка «Востока» была окружена действительно высокими и крутыми горами, по большей части покрытыми лесом. К северу за проливом синел так же довольно высокий южный берег Северного острова. На западной же стороне, чуть поодаль, на вершине холма виднелось огороженное место.

— И-пу, крепость новозеландцев, — пояснил Андрей Петрович. — Каждое их селение со стороны моря огорожено высоким частоколом с небольшой калиткой для прохода.

Вскоре оттуда к шлюпу направились две лодки, выкрашенные в темно-красный цвет, полные новозеландцев. На всех была одежда из белой ткани, начиная из-под грудей почти до колена, перевязанная узким поясом, а поверх всего этого платья накинут на плечи кусок белой или красной ткани с темным вокруг узором и застегнутый на груди шпилькой из зеленого базальта [27] Базальт — вулканическая горная порода, обычно черного цвета, но встречаются разновидности и других цветов. или кости, скорее всего, человеческой или собачьей, ибо, кроме собак, других зверей никто из путешествующих здесь не встречал. Весь наряд сделан весьма искусно из новозеландского льна, которого здесь по берегам растет множество. Лица островитян испещрены татуировкой в виде правильных фигур черно-синего цвета, но, по-видимому, это украшение является принадлежностью только более знатных.

Лодки остановились в нескольких саженях, и вставший более большой из них человек с перьями на голове громко заговорил, размахивая руками, но никто, естественно, ничего не понял.

— Это вождь племени, — пояснил Андрей Петрович капитану.

Тогда Фаддей Фаддеевич воспользовался общим у всех народов знаком мира и дружбы: распустил белый платок и поманил им к себе. Новозеландцы, посоветовавшись, пристали к судну, и на борт поднялся вождь, говоривший ранее речь. Он дрожал от робости и был сам не свой. Когда же капитан обласкал его, подарив некоторые безделицы: бисер, зеркальце, выбойки [28] Выбойка — ситец с выбитым на нем узором в одну краску. и нож, он очень обрадовался и успокоился. Затем Фаддей Фаддеевич объявил ему, что хотел бы получить рыбу, пытаясь пояснить это руками, но тот непонимающе смотрел на него.

— Гийка, — подсказал Андрей Петрович.

Вождь сразу же понял и громко засмеялся, а затем сообщил об этом своим соплеменникам, сидевшим в лодках, произнося слово «гийка». Все новозеландцы обрадовались, повторяя то же слово и выражая свою готовность услужить пришельцам. Вождь спустился в лодку, и они поспешили к берегу.

— Спасибо тебе, полиглот ты наш, выручил, — обратился Фаддей Фаддеевич к Андрею Петровичу. — То, что ты знаешь английский, французский и немецкий, это само собой, ибо этими языками владеют почти все флотские офицеры. По-испански ты общался на Канарских островах еще в первом нашем кругосветном плавании и был нашим переводчиком к великой радости натуралиста Григория Ивановича. Теперь же я, наконец-то, поверил, что ты и в самом деле побывал в Новой Зеландии, — рассмеялся он.

— Во время пребывания здесь я кое-чему научился у Робсона, английского матроса, который остался жить среди новозеландцев, и нанял его в свою экспедицию в качестве переводчика. Вот он-то за пару месяцев и обучил меня кое-как объясняться на их языке.

— И ты, что, смог бы объяснить вождю мою просьбу? — подозрительно спросил Фаддей Фаддеевич.

— Кое-как, но смог бы.

— Почему же тогда не сделал этого?!

— А почему я должен был подрывать авторитет капитана, да еще при первой встрече с туземцами? — искренне удивился тот.

Фаддей Фаддеевич озадаченно смотрел на Андрея Петровича.

— Ну и ну… — только и смог он выдавить из себя.

Шлюп «Мирный», более тихоходный, не успел до наступления темноты войти в залив и теперь лавировал при свежем противном ветре под всеми парусами. Когда совсем стемнело, Беллинсгаузен приказал поднять на «Востоке» один над другим два фонаря и по временам жечь фальшфейеры, чтобы Лазарев не принял за «Восток», по которому он рассчитывал свои галсы, берег, где туземцы местами разжигали костры.

Маневрировать «Мирному» препятствовало течение, идущее из залива, и когда оно переменило свое направление, он сделал несколько поворотов и в 11 часов вечера положил якорь вблизи «Востока».

Беллинсгаузен приказал, чтобы стоявшие на вахте на обоих шлюпах имели ружья заряженными и были всегда готовы к их применению. Эта предосторожность объяснялась известными коварными поступками новозеландцев.

Так, например, в 1772 году флотский офицер Марион и 17 человек, находившиеся под его командой, стали жертвой островитян. Посланные на помощь им на вооруженной шлюпке известили, что они увидели их останки, изрубленные для еды и уже изжаренные куски своих сослуживцев. А в следующем, 1773 году, английский флотский офицер Рове и 10 человек с судна «Адвентюра» по причине излишней вспыльчивости против одного туземца, укравшего камзол у матроса, были также жертвой мщения новозеландцев. Посланные на помощь моряки нашли на берегу платья и изрубленные части их тел, а также отрубленные головы своих товарищей. Поэтому русским морякам была понятна опасливость вождя новозеландцев, поднявшегося на борт «Востока».

И вообще новозеландцы, которые были в беспрестанных войнах друг с другом, имели обычай съедать тела убитых неприятелей.

С утра к «Востоку» пристали две лодки новозеландцев, на которых те привезли на продажу рыбу. Беллинсгаузен встретил вождя со всей вежливостью, принятой на южных островах. Они обнялись и прикосновением носов как бы утвердили взаимную дружбу, которую с обеих сторон сохраняли в продолжение всего времени пребывания шлюпов в заливе Королевы Шарлотты.

«Сразу видно, начитался Фаддей записей капитана Кука, — усмехнулся про себя Андрей Петрович. — Я как-то, слава Богу, обходился без этих малоприятных ритуалов».

Затем капитан пригласил вождя в свою каюту отобедать, посадив его на почетное место между собой и Андреем Петровичем. Тот с удивлением перебирал и рассматривал столовые приборы, но есть начал только после того, как пример показали другие. Осторожно и притом неловко — а как могло быть иначе! — он подносил кушанье ко рту. Вино же пил неохотно.

Андрей Петрович попытался заговорить с вождем на языке маори, и к удивлению Фаддея Фаддеевича тот понимал его, удивленный не менее капитана. И хотя приходилось то и дело переспрашивать и уточнять отдельные слова, а то и целые выражения, но общение было, безусловно, возможным. И тогда он решил воспользоваться этим, чтобы попытаться выяснить волновавший его вопрос.