Юрий Шестера - Холод южных морей

Наконец, сгорая от нетерпения, поднялся во весь рост. Боже, какой чудный мир открылся перед ним! С высоты пяти тысяч футов (около полутора километров) были видны, казалось, бесконечные дали. Он инстинктивно стал с высоты орлиного полета в первую очередь рассматривать те места, которые посетил три года тому назад.

Вершины параллельно идущего горного хребта хоть и были пониже, но все-таки, к великому сожалению, скрывали запавшую в его душу бухту Водопадную. Но вдающийся в океан мыс, за которым они скрывались от наблюдения новозеландцев с холма селения вождя Умангу, и вся Кентерберийская долина, начинающаяся за ним, были видны как на ладони. У горизонта к югу величественно возвышался белоснежный конус горы Аоранги.

— Это, Андрей Петрович, что за гора вон там, у горизонта? — спросил подошедший лейтенант Демидов и смотревший в ту же сторону.

— В переводе с языка маори Большое Белое Облако. Очень поэтическое название. Это самая высокая горная вершина Новой Зеландии.

— Да, Андрей Петрович, стоило ради того, чтобы увидеть эту красоту, терпеть все лишения! — воскликнул гардемарин Адамс, присоединившийся к ним.

— Без труда, Роман, не вытащишь и рыбку из пруда, — назидательным тоном изрек лейтенант, не преминувший воспользоваться случаем подковырнуть юного гардемарина.

— Вас, Дмитрий Николаевич, хлебом не корми, только дай подтрунить над младшим по чину, который не может вам ответить тем же, — огрызнулся тот. — Обещаю, что как только буду произведен в офицеры, непременно сразу же вызову вас на дуэль, требуя сатисфакции. Вот тогда-то и похихикаете, ваше благородие!

— Вы глубоко ошибаетесь, господин гардемарин, и тешите себя напрасной надеждой. В этом случае, Ромочка, вам сразу же с вызовом меня на дуэль придется заказывать для себя и все ритуальные услуги. Я же, как вы знаете, промахнуться просто не смогу. Не забывайте, что меня ведь капитан наш, Фаддей Фаддеевич, он же и начальник экспедиции, и в лейтенанты-то произвел после моего удачного выстрела в крачку.

— Вот этого я, к сожалению, не учел, Дмитрий Николаевич, — рассмеялся гардемарин и прильнул к старшему товарищу.

По приказу Андрея Петровича матросы во главе с гардемарином нарубили у вершины охапку веток и, чертыхаясь по поводу их сырости, пытались развести из них костер, который, однако, не столько горел, сколько дымил, выжимая слезы.

— Не огорчайтесь, братцы, дым-то как раз нам и нужен.

Все, не понимая, с удивлением посмотрели на Андрея Петровича.

Но тут от борта «Востока», казавшегося с высоты горы игрушечным корабликом, стоявшим на якоре где-то там, далеко внизу, отделился клуб дыма, и через некоторое время донесся глухой звук пушечного выстрела. Потом второго, а затем и третьего. Это зоркие сигнальщики, следившие за вершиной горы, увидели дым костра и доложили об этом капитану, а тот по договоренности с Андреем Петровичем приказал троекратно отсалютовать покорителям этой вершины.

— Вот это да! — восхищенно воскликнул гардемарин, и у всех увлажнились глаза.

Андрей Петрович с лейтенантом Демидовым взяли ружья у матросов, и они вместе с гардемарином Адамсом, подняв их вверх в сторону «Востока», залпом ответили на его приветствие. Роман после этого уже откровенно разрыдался, и Дмитрий Николаевич заботливо прижал его к себе, в то время как матросы, смахивая набежавшую слезу, тактично отошли в сторонку, дабы не смущать своим присутствием юного дворянина.

Кое-как придя в себя, гардемарин, смущенно улыбаясь, преданно посмотрел на начальника группы:

— Не зря же, Андрей Петрович, выходит, что я все-таки взял с собой ружье?

— Не зря, Роман, конечно, не зря. Оружие-то ведь никогда лишним не бывает! — по-отечески заверил его Андрей Петрович.

На востоке переливался солнечными бликами лучезарный и бескрайний Тихий океан, на горизонте сливающийся с таким же по цвету небом. Моряки пристально всматривались в его дали, словно пытаясь познать, какие же радости и невзгоды, эти вечные спутники скитальцев по морям и океанам, долю которых они избрали на своем жизненном пути, ожидают их впереди в дальних неведомых краях.

Удачи вам, отважные мореплаватели, в открытии неведомых доселе островов и земель во славу русского флота и Отечества…

Третьего июля шлюпы вступили под паруса, и хотя это время соответствовало началу декабря в Северном полушарии, не было никаких признаков наступившей осени, так как все деревья сохраняли совершенно зеленые листья, а температура воздуха даже в полночь не опускалась ниже семи градусов тепла. Однако уже при выходе из залива Королевы Шарлотты мореплавателей ожидали непредвиденные неприятности.

Вначале посвежел ветер, что тем не менее не помешало, обойдя подводный камень, не указанный на карте, лечь курсом на выход из пролива Кука, и все радовались успешному началу плавания. И вдруг к вечеру ветер переменился на противный с пасмурной и дождливой погодой и окреп до того, что принудил капитанов лавировать в узком месте под одними марселями, взяв на них все рифы.

К полуночи ветер еще более усилился и дул сильными порывами с дождем, снегом и градом, а молнии, сопровождаемые громовыми раскатами, многократно отражаемые окружающими горами, освещали близкие берега, как бы предупреждая мореплавателей о грозившей им опасности.

— Создается впечатление, Андрюша, что Нептун решил бросить против нас все свои зловредности, чтобы не пустить в Тихий океан, — с долей озорства чуть ли не прокричал Фаддей Фаддеевич, перекрывая завывания ветра и гулкие раскаты грома. — Только смерчей и не хватает…

— Бывало, Фаддей, пожалуй, и похуже, если бы только не близость берегов.

— То-то и оно, дружище!

К рассвету ветер еще усилился и свирепствовал весь день, изорвав в клочья верхние малые паруса. Из-за дождя с градом, а то и снега моряки средь дня вокруг себя ничего не видели. А ведь где-то совсем рядом были берега этого дикого и опасного пролива…

К ночи же ветер превратился в бурю. Его порывы вдоль пролива, стесненного высокими горами, были так сильны, что шумом своим иногда были подобны громовым ударам. В полдень штурман кое-как определил местоположение шлюпа, и оказалось, что штормом его отнесло в глубь пролива на целых шестьдесят пять миль!

— Как мы в такую свирепствующую бурю не остались вообще без парусов, а то вместе с ними и без мачт?! — удивился Беллинсгаузен и приказал спуститься под штормовыми стакселями еще дальше в глубь пролива, а за ближайшим мысом привел шлюп в крутой бейдевинд.

Лейтенант Лазарев последовал за ним.

И тут старший офицер, наблюдавший за его маневром, тревожно воскликнул, перекрывая рев бури: