Юрий Шестера - Наследник поручика гвардии

Вопросов не было — все казалось предельно ясным.

16 декабря 1877 года. Поздний вечер. Тишина. Слабо светит ущербленная луна. Волнение моря практически отсутствует. С «Константина» спущены на воду катера, уже под парами.

В лунном свете показались турецкие корабли, стоящие на рейде, и лейтенант Зацаренный, используя рупор, приказал: «Рассредоточиться!». «Наварин» и «Минер» ушли в разные стороны, а «Синоп» пристроился рядом с «Чесмой» для совместной атаки.

Бдительность часовых на турецких кораблях их явно подвела, и первый выстрел прозвучал только тогда, когда «Чесма» и «Синоп» на полном ходу уже подошли к самому крупному броненосцу «Махмудие». Приблизившись к нему саженей на пятьдесят, оба катера одновременно выпустили торпеды и резко отвернули в сторону. Командиры катеров, затаив дыхание, как завороженные, следили за вспененными дорожками от гребных винтов торпед, хорошо заметными на поверхности воды при лунном свете.

Обе торпеды прошли совсем рядом с целью… Зацаренный в отчаянии стукнул кулаком по штурвалу и выругался, используя весь богатый арсенал забористых флотских выражений. Не взорвались торпеды и у берега, еще раз озадачив командира «Чесмы». И оба катера полным ходом пошли к «Константину», здесь им уже больше делать было нечего. «Может быть, больше повезет “Минеру” и “Наварину”? — с затаенной надеждой думал издерганный неудачей лейтенант Зацаренный, оглядываясь на рейд.

А на рейде взвивались осветительные ракеты, слышались орудийные и ружейные выстрелы, и в призрачном свете луны были видны белые султаны воды, поднятые снарядами.

Хмурые командиры «Чесмы» и «Синопа» поднялись на борт «Константина».

— Что случилось, Иван Кузьмич?! — сразу же тревожно спросил Макаров, не менее издерганный неведением.

— Мы с лейтенантом Шешинским одновременно атаковали броненосец «Махмудие» с дистанции пятьдесят саженей. Торпеды, однако, прошли за его кормой, совсем-совсем рядом, Степан Осипович! — воскликнул Зацаренный с такой тоской в голосе, что тот сразу же простил ему неуставное нарушение порядка доклада. Затем, взяв себя в руки, лейтенант продолжил: — Взрыва торпед, прошедших мимо цели, на берегу также не последовало. Потерь в командах обоих катеров нет. Сведений о действиях «Минера» и «Наварина» не имею.

— Так почему же все-таки торпеды, причем обе, прошли мимо цели с такой достаточно короткой дистанции? — задумчиво произнес Макаров, не обращаясь ни к кому из командиров. Это были размышления вслух. Он понимал, что ответа на мучивший их всех вопрос сразу и не будет. Нужен скрупулезный анализ всех возможных причин промаха. — Поднимайте катера на борт «Константина»! — приказал он. — Будем ждать возвращения остальных…

— На подходе один из катеров! — развевая печальные мысли командира, раздался с марсовой площадки голос впередсмотрящего.

Это был «Минер». Лейтенант Писаревский доложил, что он, ввиду меньшего хода по сравнению с «Чесмой» и «Синопом», подошел к рейду тогда, когда турки уже открыли сосредоточенный орудийный и ружейный огонь со своих кораблей. Писаревский, опустив за борт буксируемую мину, отчаянно пытался прорваться к какому-нибудь турецкому кораблю, но приходилось все время маневрировать, сбивая прицел канонирам, так как султаны воды, поднятые снарядами, вырастали совсем рядом с катером. Он чувствовал попадания пуль в борта и слышал завывания от их рикошетов — к счастью, никто из команды не пострадал.

— Что случилось с «Наварином»? — с тревогой в голосе спросил Макаров.

— Не знаю, Степан Осипович. Я не видел его с самого начала атаки. Только заметил частые всплески от орудийных снарядов у одного из броненосцев, находившегося справа, в то время как я пытался атаковать на левом фланге. И слышал там почти непрерывные ружейные выстрелы.

— Поднимайте на борт катер, Федор Степанович! — приказал капитан-лейтенант. — Будем ждать «Наварина», — он тревожно посмотрел в сторону Батумского рейда, где до сих пор взлетали осветительные ракеты. — Правильно говорят, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять, — вздохнул он.

Неожиданно откуда-то сбоку выскочил «Наварин», не замеченный впередсмотрящим, и, лихо развернувшись, подошел к трапу «Константина». «Отчаянный, однако, у него командир!» — усмехнулся Макаров, обрадованный возвращением последнего катера.

Между тем взбежавший по трапу мичман Подъяпольский возбужденно доложил:

— Я, Степан Осипович, чуть было не проскочил мимо «Константина», но боцман успел все-таки в последний момент заметить его силуэт, — никак не мог успокоиться он, радуясь столь удачному исходу своего возвращения.

— Надо было, Павел Семенович, при подходе снизить скорость катера хотя бы до среднего, — заметил лейтенант Зацаренный, — а не нестись в ночной мгле не зная куда сломя голову.

— Так уж получилось, Иван Кузьмич, — смущенно ответил мичман на замечание лейтенанта. — Очень уж хотелось как можно быстрее вернуться к «Константину».

— Прошу извинить за выражение, Павел Семенович, но, как учат древние мудрецы, спешка нужна лишь при ловле блох, — усмехнулся тот.

Усмехнулись и офицеры на мостике.

— Доложите, господин мичман, о своих действиях во время атаки турецких кораблей! — приказал Макаров, с усилием подавив приступ смеха от образного оборота лейтенанта Зацаренного.

Подъяпольский вытянулся:

— Сразу же после команды «Рассредоточиться!» я ушел от «Синопа» вправо. Когда приблизился к турецким кораблям, стоящим на якорях, те уже начали пускать осветительные ракеты и открыли орудийный и ружейный огонь. Я спустил буксируемую мину в воду и решил атаковать второй броненосец с краю на правом фланге.

— Почему именно второй, Павел Семенович? — заинтересованно спросил Макаров.

— Он был крупнее самого крайнего, господин капитан-лейтенант!

— Убедительный аргумент, Павел Семенович! — рассмеялся тот, единодушно поддержанный офицерами. — Не тянитесь передо мной и обращайтесь ко мне по имени и отчеству.

— Есть, Степан Осипович! — коротко произнес мичман и продолжил: — Когда я на полном ходу стал приближаться к нему, на моем катере сосредоточили огонь оба правых броненосца. Но это не смутило меня, я продолжал атаку. И тут минный унтер-офицер доложил о том, что перебит буксир крылатой мины. Он показал мне конец перебитого снарядом троса, который вынул из воды, чтобы тот не намотался на гребной винт. Я чуть не заплакал от досады: ведь борт броненосца был совсем рядом — рукой подать! — у юного мичмана на глазах навернулись слезы.

— Знакомое чувство! — поддержал его лейтенант Зацаренный. — Только я с досады, когда торпеды прошли совсем рядом с кормой турецкого броненосца, в отличие от вас, Павел Семенович, вспомнил не только всех своих предков, но и более того.