Анатолий Вахов - Фонтаны на горизонте

Поездка Захматовой на берег больше всех произвела впечатление на датчанина Оскара и его друга итальянца Орацио.

«Бог спас меня от беды, — думал помрачневший Оскар. — Я же хотел этой женщине рассказать правду о причине исчезновения Джо Мэйла, о набеге на лежбище котиков... Она бы, конечно, там на берегу выдала меня Бромсету, и я бы давно был за бортом».

— Кажется, эта русская заодно с Бромсетом, — шепнул как-то датчанину Орацио. — Я слышал, как Юрт рассказывал Ханнаену о том, как он с русской...

Орацио пугливо оглянулся: не подслушивает ли его кто-нибудь. Моряки стояли на палубе у лебедки. Был дождливый вечер. Капли воды монотонно стучали по палубе, по брезентовому чехлу лебедки. Старик прошептал несколько слов на ухо Оскару и добавил:

— Не вмешивайся, Оскар, в их дела. Я знаю, что смерть Джо не дает тебе покоя. Но ему ты уже ничем не поможешь, а себя и меня можешь погубить. Я хочу еще увидеть свою Италию...

Орацио затрясся в беззвучном плаче. Датчанин положил ему руку на плечо:

— Не надо плакать, Орацио. Ты еще будешь в Италии. Они замолчали. Дождь усилился. Клеенчатые плащи

на матросах блестели. Китобойное судно стояло в дрейфе. С рассветом оно снова начнет поиски китов и снова поведет туши в устье какой-то реки, как это делали и сегодня, и вчера, и каждый день. Усталая команда отдыхала. Оскар нес вахту. Мысли у него были такие же невеселые, как и этот дождливый вечер.

Из капитанской каюты донесся рев Ханнаена:

— Орацио! Макаронник проклятый! Кофе!

Старик испуганно побежал к камбузу, скользя по мокрой палубе. Оскар остался один. Прижавшись спиной к переборке спардека, он прислушивался к тому, что происходило в его теле. Последние дни кашель неожиданно прекратился, но слабость одолевала его. Любое движение вызывало испарину по всему телу. Хотелось лежать, не двигаться... Оскар опять подумал о Джо. И хотя датчанин не был набожным, мысль о возможной встрече по ту сторону действительности уже приходила к нему не раз. Вот и сейчас она назойливо вертелась у него.

Оскар сердито сплюнул: «Как бы Джо удивился, если бы узнал, что русская, врач с базы, была с Бромсетом на берегу... Прав Орацио: не нужно мне совать свой нос в их дела. Джо был механик, свой, моряк. А там, на базе, начальство. Пусть сами и разбираются».

Так Оскар пришел к твердому решению не пытаться встретится с Северовым, ничего ему не рассказывать о Джо, Скрупе, Бромсете, о побоище на котиковом лежбище. Елена Васильевна и не подозревала, какой вред она нанесла своим необдуманным поступком.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

Прошло около полумесяца после того, как Северов вернулся на базу «Вега». Сколько он ни говорил с Микальсеном, Ханнаеном, Бромсетом и другими китобоями, ничего нового, что бы помогло установить истинную причину исчезновения Джо и смерти Скрупа, ему не удалось узнать. Интуитивно Иван Алексеевич догадывался, что за всем этим кроется какая-то тайна, но какая? Почему вдруг китобоям понадобилось избавиться от Джо? Может быть, он явился свидетелем какого-то преступления китобоев? Не набег ли на котиковые лежбища? Но если бы этот набег совершили китобои, то он или Захматова заметили бы какие-нибудь следы на судах. А их нет!

Иван Алексеевич изменился до неузнаваемости. Гибель Джо, а в этом Северов не сомневался, тяжело отразилась на нем. Он весь как-то осунулся, помрачнел, хотя и старался держать себя в руках. Не отличавшийся и раньше многословием, он сейчас стал заметно молчаливым и задумчивым. Иногда к нему были вынуждены обращаться несколько раз, прежде чем он откликнется...

«Неужели проклятие висит над всеми русскими, которые стремятся стать китобоями? — спрашивал он сам себя. — Неужели нас всегда будут преследовать одни неудачи, горе, смерть?»

Иван Алексеевич сидел в своей каюте. Одиночество все больше и больше нравилось ему. «Джо, Джо, где ты?—уже не раз мысленно спрашивал капитан. — Что с тобой приключилось?»

Его мысли прервал приход Захматовой. После возвращения Северова она почти каждый день заглядывала к нему. Все больше и больше Елена Васильевна привязывалась к капитану. Он, знающий жизнь, был для нее не только старшим товарищем, но чем-то больше... Без утайки, со всеми подробностями Елена Васильевна рассказала Северову о том, как вел себя Бромсет на берегу. К ее изумлению, Иван Алексеевич почти не удивился. Он сказал с укоризной:

— Вы поступили очень неразумно, Елена Васильевна... Да, очень неразумно!

И эти немногие слова, произнесенные довольно мягким тоном, прозвучали для нее более сильно, чем самые резкие и беспощадные. Захматова понимала состояние Северова, для которого Джо был братом. Боль и страдания капитана передавались и ей. Иван Алексеевич поднял на нее глаза:

— Я допустил ошибку, что оставил Джо одного на чужом судне. Я забыл все то, чему учит судьба Лигова... Клементьева...

Иван Алексеевич рассказал о капитане Удаче, о его друзьях и последователях. Она так была взволнована, вернее, потрясена услышанным, что долго не ложилась спать. Она как бы встретилась в этот вечер с Лиговым, Клементьевым, с их друзьями. Вот и Джо стал в один ряд с ними. Но сколько еще эта печальная судьба русских китобоев будет продолжаться?

Елена Васильевна мучилась над разрешением этого вопроса, но ответа не находила.

Жизнь на флотилии шла однообразно, без особых событий. Внешне все выглядело обычным. Китобойцы уходили на промысел и возвращались к базе с добычей кто раньше, кто позже. Каждое судно приводило на буксире туши, которые по размеру соответствовали условиям концессии, и Северову на базе почти нечего было делать после того, как по его требованию, жир с туш стал обдираться полностью. Темпы охоты упали. Киты встречались все реже. Флотилия собиралась идти на север.

Потеряв всякую надежду что-либо узнать о Джо, Иван Алексеевич стал чаще и чаще уходить с китобойцами на охоту. Он помнил слова, сказанные ему еще во Владивостоке секретарем Приморского губкома партии: «Набирайтесь опыта. Он нам очень понадобится на нашей флотилии». Северов жил этой надеждой. Не раз, находясь на мостике одного из норвежских китобойных судов, он представлял себе, что охоту на морских исполинов ведут советские китобои. И как ему было горько расставаться с этой иллюзией!

Иван Алексеевич много расспрашивал капитанов и гарпунеров, которые весьма неохотно отвечали ему. Он смотрел, изучал и запоминал, а вернувшись на базу, делал записи увиденного.

Эти почти ежедневные выходы комиссара на охоту не мешали китобоям ставить все новые и новые «пробки». Китобоец, на котором находился Северов, брал курс в океан, подальше от берега и других судов, которые тем временем были животных без разбора и буксировали их в бухты...