Патрик О'Брайан - Гавань измены

Он снова поднес нос к блюду, сощурив глаза, пока принюхивался, и тут же, опроверг ранее сказанное, запах вызвал в памяти название: кантарис, более известный, как шпанская мушка — вещество из жестких надкрыльев тонких, переливающихся желто-зеленых жучков, обладающее сильным запахом, знакомое любому натуралисту с юга. Его используют при ожогах, как ранозаживляющее, а иногда принимают для сексуального возбуждения, это наиболее действенный ингредиент приворотных зелий.

— Шпанская мушка, ну и ну, — сказал он и, слегка задумавшись о смысле происходящего, добавил, — по всей видимости, она получила это от Анигони — аптекаря, печально известного подмешиванием всякой дряни в свои микстуры. Но в таком случае я с ужасом думаю о тех мужчинах, что бродят сейчас по Валлетте, словно стадо голодных быков. Я лично уже ощущаю действие вещества, но, без сомнений, оно будет становиться все сильнее.

Наконец пришла Лаура Филдинг. Совершенно очевидно, что она оставила его в одиночестве не из-за уборки. Теперь на ней красовался синий пояс, благодаря которому тонкая талия выглядела еще тоньше, и она изменила прическу. Лаура заметно нервничала, когда села рядом со Стивеном, намного сильнее, чем когда ее двор переполняли гости.

— Почему вы ничего не выпили? — ободряюще спросила она. — Я налью вам бокал вина, когда вы доедите, — добавила она, придвигая к нему пинакс с красной пастой.

— Бокал вина — с радостью, — ответил Стивен, — но если можно, я съем с ним одно из этих восхитительных маленьких пирожных с марципаном.

— Я ни в чем не могу вам отказать, — согласилась она, — мигом вам их принесу.

— И раз уж вы встали, не могли бы вы передать мне мел? — попросил Стивен.

Кусок мела, которым Лаура записывала напоминания о назначенных встречах.

Доктор тоже нервничал: весь его небольшой опыт общения с женщинами был печальным. Он знал, что должен вести себя очень осторожно, и все же не имел ни малейшего понятия, как именно.

— Держите, — сказала она, вернувшись и взяв графин, — марципан и кусочек мела. Придется пить из одного бокала, только он остался чистым. Вы не против?

— Не против.

После чего несколько минут они просидели в тишине, жуя пирожные и молча передавая друг другу бокал с вином: дружеская, негнетущая пауза, несмотря на обоюдную напряженность.

— Послушайте, — произнес он наконец, — вы хотели поговорить со мной, как с медиком?

— Да, — сказала она, — то есть, нет. Я расскажу вам... но сначала позвольте принести свои извинения, огромные извинения за мою ужасную игру. —

Она в деталях описала, как первая оплошность привела к остальным, как ее голову заняли посторонние мысли и как это отразилось на пальцах. — Что мне сделать, чтобы вы меня простили? — спросила она, положив ладонь на его колено и покраснев.

— Разумеется, дорогая, я от всего сердца вас прощаю.

— Тогда вы должны меня поцеловать.

Стивен одарил ее невинным сухим поцелуем, так как его мысли витали где-то далеко, он прекрасно понимал, что пока сдерживается лишь благодаря тому, что относился к ней, как к пациентке, и уже находится на грани, поскольку мысли всё сильнее подталкивали его к прелюбодеянию. Стивен ненавидел себя за то, что ведет себя как ничтожество, оскорбляя ее видимым безразличием, которое становилось всё более вопиющим с каждой минутой. Тем не менее, он потянулся и взял кусок мела со словами:

— Могу ли я теперь рассказать о колоколе?

— О да! — закричала она. — Я страстно желаю о нем услышать.

— Это, как вы понимаете, вид колокола сбоку, — сказал он, рисуя мелом на залитом светом лампы полу. — Высота — восемь футов, диаметр отверстия наверху — ярд или около того, ширина здесь, где расположены скамейки, немного меньше четырех целых и шести десятых фута, а весь объем составляет пятьдесят девять кубических футов!

— Пятьдесят девять кубических футов? — переспросила Лаура Филдинг, день оказался для нее долгим и тяжелым, поэтому более внимательный слушатель заметил бы нотки отчаянья в ее пытливом любопытстве.

— Пятьдесят девять кубических футов — это как минимум, конечно же, — сказал Стивен, дорисовывая две карликовые фигурки на скамейке, и уточнил: — Это капитан Дандас, а это — я, уйма пространства, как видите. Но, естественно, когда колокол опустился, погрузившись на несколько саженей, вода поднялась, сжав воздух, из-за чего мы почувствовали небольшое давление на уши. Когда вода поднялась до скамейки, мы подняли ноги, вот так, — показал он, присев на диван, — и дернули трос, подавая сигнал, что нужна бочка.

Стивен нарисовал бочку с двумя отверстиями, пробками и кожаным шлангом, тянущимся к нижнему краю колокола, объясняя при этом, что не сохранил масштаб.

— Когда бочка опускается, в ней сжимается воздух, видите? Мы схватили шланг и сразу же подняли его над поверхностью — над водой в бочке, конечно же, сжатый воздух мощной струей устремился в колокол, и вода опустилась от скамейки к нижней кромке! Бочки опускались одна за одной, а наш дражайший колокол тоже опускался на глубину. Свет стал немного тусклее, но не настолько, чтобы нельзя было читать или писать. Мы взяли с собой свинцовые пластинки, на которых писали железным стилусом, наверх их отправляли с помощью веревки, а использованный воздух выпускался, чтобы всегда оставался свежим, через небольшой клапан на вершине. Нарисовать небольшой клапан?

В конце концов, Стивен опустил колокол на дно, и, сделав последнее усилие, миссис Филдинг спросила:

— Дно морское, матерь Божья: что же вы там нашли?

— Червей! — вскрикнул он. — Вот таких червей. Морских червей в огромном изобилии... Я сделал бесцеремонный шаг в зловонные вековые грязи. Но вряд ли побеспокоил червей, кроме тех, что оказались под ногам. Там я обнаружил вид червей с хохолком, также известных как...

Когда он начал рассказывать о мальтийских кольчатых червях, то заметил, как вздымается её грудь. Стивен прекрасно знал — вздымается она не из-за него, но не понимал, что горе является тому причиной, пока не дошел до описания причудливого поведения Polychaeta rubra во время спаривания и, к своему смущению и огорчению, не заметил, как слезы катятся по ее щекам.

Мэтьюрин запнулся. Их глаза встретились. Молодая женщина вымученно и притворно улыбнулась, ее подбородок задрожал, и, в конце концов, она горько разрыдалась. Он взял ее за руку, произнося ничего не значащие слова утешения. В какой-то момент она чуть не вырвала свою руку, но потом крепко стиснула и сквозь рыдания сказала:

— Мне встать на колени? Как вы можете быть настолько жестоким? Неужели я не смогу заставить вас полюбить меня?

Стивен подождал, пока она немного успокоится.

— Конечно, нет. Как вы можете быть так наивны, дорогая? Вам наверняка известно, что есть чувства, которые не имеют смысла, если они не взаимны. Вы не можете меня любить. Вы можете испытывать ко мне добрые чувства, и я искренне надеюсь на это, но что касается любви, вожделения или чего-то еще столь же сильного, этого, безусловно, в вас нет.