Отто Гофман - На Диком Западе. Том 3

— Дэви! Вы принадлежите к нашей стороне, — крикнула она.

На его глазах выступили слезы. Он не стыдился их. Он не стал бы скрывать их от всего света, но он не мог говорить от волнения и только смотрел на нее, чувствуя себя точно в раю. Он шептал:

— Дорогая моя, подождите! Обязанность заставляет меня пока стоять здесь, до соединения рельсов. Мариам, милая, подождите!

Казалось, она поняла его. В ее кивке чувствовались любовь и вера. С этого момента оба они мало заботились о предстоящем историческом акте и, не отрываясь, смотрели друг на друга. Звуки голосов, шум толпы, речи ораторов, аплодисменты, стук молотков, забивающих последние костыли, — все это как-то неясно отдавалось в их ушах, которые слышали только один звук — звук их горячо бьющихся сердец.

Так они стояли до тех пор, пока генерал Додж не призвал публику к молчанию. Он представил ей министра Масачусетса и пожелал успехов дороге и ее строителям. Затем были уложены шпалы из красного дерева, перевитые лаврами; китайцы в синих блузах и с блестящими косами поднесли пару рельсов, ирландцы приняли рельсы на руки и уложили их на место. Справа и слева два телеграфиста склонились над аппаратами, держа на ключах руки, готовые к действию, чтобы моментально дать сигнал тысячам городов. Они услышали приказ:

— Когда последний костыль будет забит, мы скажем «Кончено!..» Следите за последним ударом молотка!

Телеграфисты протелеграфировали: «Все готово! Шапки долой!»

И все газеты Америки сейчас же приняли этот сигнал, и вся нация напряглась в ожидании.

Сильные руки поднесли драгоценные костыли: золотой от Калифорнии и серебряный от Невады. Аризона преподнесла костыль, сплавленный из золота, серебра и железа, а Айдахо и Монтана — из золота и серебра и молоток с серебряной головкой. Больше речей не было. Толпа стояла в напряжении.

— Теперь готово! — стучали аппараты, предупреждая всю страну. — Соединение сейчас начнется. Начало забивки костылей будет отмечено тремя точками.

Костыли были вложены в отверстия и забиты представителями штатов. Доктор Дюрант забил золотой костыль, который символизировал завершение постройки, а президенту Стэнфорду выпала честь забить последний костыль. Он в волнении взял молот, чувствуя, что в эту минуту на него смотрят не только тысячная толпа собравшихся, но миллионы американцев. Он ударил молотом и промахнулся, ударив по шпале. Но телеграфные аппараты уже защелкали:

— Точка, точка, точка.

Президенту Северо-Американских Штатов Гранту в Белом Доме и всей нации простучали:

— Кончено!

В Сан-Франциско зазвонили колокола и двести двадцать пушек фортов возвестили о долгожданном окончании строительства. Торжествовали в Сакраменто, грохотали пушки в Омахе.

В то время, когда паровозы Юпитер и Роджерс огласили окрестности своими торжествующими свистками, когда публика шумела около шампанского, когда играла музыка, работали фотографы, и Стенфорд с Дюрантом, сложив на груди руки, стояли у соединения рельсов, — в это время Дэви с распростертыми объятиями бросился к Мэри… Ее красивый зонтик выпал у нее из рук и был смят толпой. Она обвила шею Дэви руками, их губы встретились и слились в сладком поцелуе. Дэви страстно прижал ее к себе и с замиранием сердца прислушивался, как бьется ее сердце у его груди. В этот момент как дым рассеялись вся прошлая досада, вся горечь, все тяжелые воспоминания. Они стояли среди толпы как первые люди, не испытывая ни стыда, ни стеснения, просто и откровенно упиваясь, как дети, долгожданным счастьем.

Мэри первая очнулась от охватившего ее экстаза и нежно освободилась из объятий Дэви. Она оперлась на его руку и не отрывала своих глаз от любимого человека.

Дрожащим от волнения голосом он шептал:

— Моя милая, любимая, дорогая! Моя прекрасная девушка!.. Я не верю себе… Я был так глуп… Я был жесток, груб и вел себя как зверь. Я ушел, не сказав тебе ни слова. И ты простила меня! Ты все забыла? О, дорогая, скажи мне еще раз: простила ли ты?

— Дорогой мой мальчик, и прощать-то нечего! — ласково отвечала она. — Я ничего не понимала. Ты испугал меня и оскорбил. И мне казалось, что у тебя не было серьезной любви. Но я ошиблась. Я знаю это. Гордость, Дэви, проклятая гордость поставила нас обоих в такое тяжелое положение. Но в будущем мы должны следить за собой. Дорогой мой, и я ведь не ангел!

Тут подошли Марш, Дюрант и генерал Додж. Влюбленные отошли друг от друга. Лицо Мэри горело, озаренное какой-то особенной красотой, радостью чистой любви. Подошедшие поняли, в чем тут дело. Но они, конечно, не могли оценить тот восторг, который светился на лицах влюбленных.

— Поразительно! — вдруг воскликнула Мэри. — Дэви, да ведь это то, о чем вы всю жизнь мечтали! То, чего так хотел ваш отец! Это точно дар неба! Я ни за кого не вышла бы замуж, как только за железнодорожника!

— Что? Что такое? — сказал Марш. — Ай, ай, какая нескромная девочка!

— Ах, отец, да ведь мы же так давно любим друг друга! Мы оба ошиблись когда-то, но теперь все кончено! Все! Навсегда!

— Т-а-а-к, теперь позвольте мне подумать, — протянул Марш с деланной важностью. — Сегодня десятое мая. Между десятым мая и первым июня всего двадцать дней. Раньше первого июня свадьба немыслима! За три недели ты не успеешь даже приготовить приданое!

— Приданое? — воскликнула Мэри. — Кто в нем нуждается? Я выйду за Дэви с тем, что есть у меня! Если только Дэви возьмет меня, я выйду за него замуж в самом старом из моих платьев!

Вечером они вместе пообедали в вагоне Марша. Старый негр дядя Тоби прислуживал за столом с сияющим лицом и особенно угощал молодого «массу» [43] Негры вместо «мистер» говорили «масса». — Прим. перев. . В вагон приглашены были Патрик Кезей с Шульцем и Динни. Кезей был «во всей своей славе». Его заслуги были признаны и отмечены обеими дорогами. Его, как знатного мандарина, сопровождал отряд подданных Небесной Империи.

— Что же теперь? — говорил он. — Послушайте, Дэви, мне передавали, что вы назначаетесь президентом Тихоокеанского Союза. Как бы то ни было, мистер Брендон, не оставляйте меня за бортом. Вы хорошо меня знаете и какая бы была вам цена без меня?!

— Ну, конечно, Пат! — уверенно сказала Мэри, и ирландец, усмехаясь своей неподражаемой, бесстыдной улыбкой, сказал:

— Та-ак. Я вижу теперь, кто здесь настоящий хозяин… Вы, Дэви, теперь примолкните и не задирайте меня!..

Графство — крупная административно-территориальная единица в США, Великобритании, Ирландии.

Имеется в виду Война за независимость 1775–1783 гг. против английского владычества.

Подробнее о регуляторах см. роман «Луговые разбойники».