Отто Гофман - На Диком Западе. Том 3

— Ты видишь, друг, до чего ты меня довел. Ты видел, как я проливал человеческую кровь! И все это для того, чтобы негодяи не тронули ни одного волоса на голове твоей сестры и Телии.

К счастью, дело миролюбивого человека было поддержано Парденом Фертигом и негром: один стрелял из своей засады в овраге, другой — из-за развалин. Получив мощный отпор, враги побоялись подходить близко к месту, в котором, как они совершенно естественно предполагали, находились восемь сильных мужчин — потому что таково было, считая пистолеты, число огнестрельных единиц. Они поспешно вернулись в лес, откуда, однако, продолжали пугать белых, то изредка стреляя, то издавая дикие вопли.

Роланд воспользовался отходом врагов: он прошел в хижину, чтобы проведать сестру. Но она выказала такое спокойствие, какого он и не ожидал. Это спокойствие оказалось, однако, всего лишь спокойствием отчаяния и происходило от чересчур сильного напряжения нервов. В этом состоянии, почти не сознавая действительности, она и оставалась.

Враг, которого дважды отгоняли и который каждый раз отступал со значительными потерями, увидел наконец, что было бы безумием подвергаться открыто выстрелам путешественников. Несмотря, однако, на то, что индейцы вынуждены были бежать, они не имели намерения удалиться или отказаться от нападения: индейцы укрылись в различных местах за древесные стволы, скалы или кустарники и разделились так, что образовали кольцо около развалин. Оно не было сомкнуто только со стороны реки, бегство через которую они не считали возможным. Они старались не спускать глаз с хижины и время от времени стреляли по ней, причем испускали неистовый рев, стараясь напугать путешественников. От времени до времени подползал к развалинам какой-либо воин, похрабрее остальных, старался заслониться чем-нибудь и стрелял в бревно или другой какой-либо предмет, который принимал за кого-нибудь из путешественников. Те же позаботились выбрать себе в развалинах такие места, где были хорошо защищены и, хотя пули свистели резко и близко от них, никто еще не был ранен. Поэтому у них не было причины особенно беспокоиться, пока они находились под покровом ночи. Однако они хорошо понимали, что это была лишь временная безопасность и что они были ею обязаны только тому, что враг еще не понимал своего превосходства над ними. Положение развалин было таково, что дюжина мужественных и решительных людей, которые разделились и ползали по земле, могла ежеминутно прокрасться в любую часть хижины, где осажденные могли бы быть захвачены ими. Открытое и дружное нападение всех осаждавших, которых Натан насчитывал до 20-ти, привело бы к тем же последствиям, только стоило бы жизни многим врагам. Выстрел наугад мог ежеминутно убить или ранить и сделать не способным к дальнейшей борьбе одного из людей маленького гарнизона.

Всего же больше заботило осажденных то, на что Натан указывал уже раньше: если им даже удалось бы пережить все опасности этой ночи — какая судьба ожидала бы их на рассвете, когда врагам стала бы очевидна малочисленность путешественников? Роланду казалось, что помощь должна прийти до рассвета. Но они могли рассчитывать только на самих себя: Роланд помнил, что полковник Бруце давно выступил в поход, чтобы принять участие в войне на севере Кентукки. А друзья его, остальные переселенцы, — как могли те узнать о его положении? Он думал о том, как бы пробиться сквозь ряды осаждающих, и выдумывал тысячу планов бегства. То хотел он сесть на коня, броситься на врагов, сделаться мишенью для их выстрелов, отвлечь их внимание, а может быть, заставить их преследовать его, в то время как Натан и остальные с Эдит и Телией побегут в противоположную сторону; то хотел он броситься с ними опять к дикому потоку и на лошадях перебраться на противоположный берег.

В то время, как Роланд строил эти планы, Натан, несмотря на угрызения совести и на свое сокрушение, не выражал ни малейшего желания отказаться от борьбы; напротив, он с величайшею охотою стрелял в каждого шавния, который показывался, и уговаривал Роланда делать то же самое, все время демонстрируя образцовую решимость и мужественную отвагу.

Ночь подходила к концу, нападавшие становились смелее, и судя по усилившемуся крику и по учащенным выстрелам, число их не уменьшалось, но увеличивалось за счет разведчиков, постепенно стекавшихся к ним из лесу. Роланд с горечью заметил, что скоро у них выйдет весь порох и дробь.

— Друг, — сказал Натан, когда Роланд сообщил ему об этом, — не пришлось бы им, — и он кивнул на девушек, — погибнуть на твоих глазах. И все-таки я сделаю все, что могу, чтобы их спасти. Я должен покинуть тебя и привести подкрепление. Можешь ли ты продержаться до утра в хижине? Нет, нет, чувствую, что глупо так спрашивать: ты должен продержаться, если бы у тебя даже не было никакой другой помощи, кроме старого Цезаря и Пардена Фертига; потому что я должен пробраться сквозь ряды индейцев, чтобы привести тебе помощь.

— Но как вы пройдете незамеченным? — спросил Роланд. — Впрочем, знаю — как: мы все вместе сделаем вид, будто собираемся атаковать этих негодяев, а в то время вы сядете на Бриареуса и с быстротою ветра помчитесь на нем.

— Хорошо бы ускакать на твоей лошади, — сказал Натан, — но проехать верхом мимо шайки кровожадных индейцев не такая простая задача, как ты думаешь. Нет, я должен проползти через ряды неприятелей тайком, чтобы у них не возникло и мысли, что твои силы ослабли.

— Но это невозможно, совершенно невозможно! — воскликнул Роланд печально.

— Конечно, это небезопасно, но ради измученных девушек надо попробовать это сделать, — ответил Натан. — Если мне удастся пробраться и найти твоих друзей, то я, без сомнения, спасу жизнь вам всем. Если же это мне не удастся, ну, тогда, по крайней мере, избегну страшного зрелища — не увижу, как будут снимать скальпы с бедных женщин. Я должен проползти здесь мимо врагов и надеюсь, что мне это удастся с помощью моего Пита.

— Ну, так идите, и Господь с вами! — сказал Роланд, который в своем отчаянном положении не задумался принять благородное предложение Натана. — Наша жизнь в ваших руках. Не унывайте же и не сомневайтесь, и то немногое, что я имею, будет с этих пор принадлежать вам.

— Друг, — ответил гордо Натан, — то, что я делаю, я делаю не ради жалкой наживы, а из сострадания к беспомощным женщинам. Я сделаю то, что могу, и если мне удастся оставить врагов позади себя, то потороплюсь и побегу скорее твоего коня, чтобы догнать твоих друзей. Поэтому не бойся изводить порох и продолжай сражаться. Я же вовремя возвращусь с надежной подмогой.

Роланд обещал сделать все, что в силах, и Натан стал готовиться в путь. Он отдал порох и пули Роланду, подобрал полы своей кожаной одежды, чтобы они не мешали ему при ходьбе, и позвал, наконец, Пита, который все время спокойно лежал в безопасном уголке хижины. Таким образом, вооруженный винтовкой и ножом, с единственным зарядом пороха в запасе, пустился Натан в опасный путь. Его радостное настроение вдруг пробудило подозрение в Роланде.