Джон Данн - На Диком Западе. Том 2

С этими словами он стал тщательно укладывать в свой кожаный кошель плату за перевоз.

— На семь миль в окружности, — продолжал он, — нет ни одного домика, где бы вы могли провести ночь. А ведь скоро, пожалуй, и дождь соберется.

— Я это прекрасно знаю, — отвечал всадник. — Но ведь недалеко отсюда должна находиться хижина в которой жил фермер, переселившийся из Иллинойса. Разве он там уже не живет?

— О, маса, эта хижина давно пустует! — отвечал негр. — Его жена и двое детей померли, а сам он уехал оттуда.

— Но хижина-то, значит, стоит по-прежнему?

— Так-то так, но, маса…

— Что ж, крыша обрушилась, что ли?

— Нет, маса, и крыша цела, но только… там, говорят, происходят дела… которые…

— Дела? Что вы этим хотите сказать? Какие дела?

— Говорят, что жена фермера, похороненная в саду… говорят, она…

— Говорят, что она приходит в дом? Так, что ли? — спросил незнакомец.

— Да, да! — боязливо зашептали оба негра, многозначительно покачивая головами, причем взоры их выражали самый непритворный страх.

— Что за дураки рассказывают подобные небылицы? — изумился всадник, готовясь сесть на лошадь. — Ведь до сих пор, кажется, никто не видал этого привидения!

Негры отрицательно замотали головами, давая тем понять, что были свидетели появления ужасной женщины. Старший из них даже сообщил предположение окрестных жителей, что фермер, должно быть, сам убил свою жену, а затем и обоих детей, чтобы те не могли рассказать об убийстве. Потом, говорил негр, фермер уехал на пароходе, продав землю одному из жителей Питсбурга. После извлечения из могилы оказалось, что труп женщины сплошь покрыт ранами, а на другой день пропали трупы детей…

Рассказав столько ужасных вещей, негр испугался темноты и надвигавшегося с берега тумана, в котором ему, вероятно, померещилась убитая женщина; без оглядки он вскочил обратно на паром и, не дожидаясь ответа путешественника, с помощью товарища живо погнал паром обратно.

Браун, а это был он, некоторое время смотрел вслед удалявшемуся парому, скоро исчезнувшему в тумане, сел на лошадь и направился к скалистому подъему, ведущему от берега реки к гористой части Арканзаса.

Достигнув конца подъема, Браун замедлил ход лошади, давая ей возможность передохнуть. Перед молодым человеком открывался довольно печальный вид: вся равнина была усеяна сплошным слоем песка и только в одном месте зеленел небольшой участок зелени, остаток поля, некогда возделываемого ирокезами — прежними обитателями этих мест, которые вынуждены были уступить свои владения белым пришельцам с востока.

Возле поля виднелась неказистая хижина, о которой наговорил так много страшного негр-перевозчик. Браун поехал прямо к этому жилищу, так как наступила темнота.

Хижина, к которой он приблизился, ничем не отличалась от многих подобных же построек, столь часто встречающихся в Северной Америке. Это был скорее временно построенный барак или сарай. Забор, окружавший сад, частью сгнил, частью был сожжен. Рядом с хижиной стояло другое полуразвалившееся здание, вероятно, кухня или кладовая. Все ясно говорило, что жилище давно покинуто.

Картина печального запустения неприятно подействовала на Брауна, и он уже подумывал, не провести ли ночь на свежем воздухе под открытым небом. Вдруг налетел порыв западного ветра, обдавший путника туманом, холодным и пронизывающим до костей, как зимний дождь. Колебаться не приходилось. Браун, скрепя сердце, спешился и стал устраивать для своего верного скакуна навес, затем вытащил торбу с маисом и, всыпав в валявшееся на дворе корыто, подставил лошади.

Позаботившись о лошади, Браун вошел в хижину и был приятно изумлен, найдя в камине оставленные кем-то недавно побывавшим здесь горячие еще уголья и золу. Живо собрав охапку хвороста, он кинул его в камин, и скоро в нем запылал приятный огонек.

Браун сходил за своим плащом и седлом, которые и разложил перед камином, намереваясь здесь устроить себе постель на ночь. Поужинав куском дичи и маисовой лепешкой, молодой человек с наслаждением растянулся на своем жестком ложе, как будто это была самая мягкая и покойная кровать.

Греясь перед ярко пылавшим огнем камина и наслаждаясь ощущением покоя после долгой езды, Браун предался невеселым размышлениям, в которых главное место занимала, конечно, Мэриан. Мало-помалу грезы стали расплываться, мысли туманились, и он заснул, шепча имя любимой девушки.

Браун проснулся около полуночи от порывов холодного ветра, врывавшегося в каминную трубу, так как огонь уже погас. Он перенес постель в противоположный угол, собираясь проспать еще несколько часов. Но едва он успел улечься в темноте, как снаружи раздались чьи-то голоса. Браун не верил, конечно, рассказам негров, но все-таки приготовился к всевозможным случайностям, зарядив ружье и вынув нож. Затаив дыхание, он минуту-другую прислушивался, но все было тихо.

Вдруг дверь в хижину распахнулась, и кто-то произнес:

— Черт бы побрал эту проклятую развалюху я никак не мог найти ее в темноте! Что за убийственная, однако, погода! Вот самое подходящее время для наших предприятий.

— Да, — отозвался другой голос, — благодаря этому дождю, наши следы окончательно исчезнут.

— Тем не менее этот чертов дождь промочил меня до нитки. Не развести ли огонь?

— Это будет трудно сделать, за неимением сухого хвороста и топора. Днем, уходя отсюда, я оставил под золою горячие уголья, а теперь они также сыры, как и земля. Однако нам нельзя долго оставаться здесь, я должен к утру быть на своей ферме.

— А вы не думаете, что было бы лучше привести наших лошадей сюда? — спросил опять тот же голос.

— Нет, мне бы не хотелось оставлять здесь лошадиных следов!

Браун, несмотря на подозрительные слова о дожде, как о благоприятной погоде для каких-то «предприятий», хотел выйти из своего убежища, но последние слова заставили его изменить решение. У него зародилось подозрение, не конокрады ли это, против которых выступили регуляторы.

Это предположение не замедлило подтвердиться дальнейшим разговором незнакомцев. Браун приготовил нож, так как знал, что если бандиты обнаружат его, ни в каком случае не станут церемониться.

— Когда вы собираетесь вернуться? — спросил тем временем один из незнакомцев другого.

— А право, не могу сказать точно. Вероятно, недели через три! Я отправляюсь довольно далеко.

— Не забудьте сделать то, о чем я вас просил, когда будете у маленького ручейка, протекающего около моего дома. Если регуляторы найдут около моей фермы следы, они будут производить тщательный обыск, а это крайне неприятно будет и вам, и мне.

— А мне-то почему?

— Ну, если они что-нибудь найдут, тогда прощай наши лошади, а следовательно, и ваши барыши, да заодно, пожалуй, и наши головы!