Кормак Маккарти - Пограничная трилогия: Кони, кони… За чертой. Содом и Гоморра, или Города окрестности сей

То ли капитан до этого не понимал, что задумал Джон-Грейди, то ли не верил в твердость его намерения, но, так или иначе, он попытался подняться на ноги, потерял равновесие, упал навзничь и чуть было не съехал в воду. Джон-Грейди завопил еще до того, как раскаленный металл зашипел, впиваясь в плоть. Этот вопль мгновенно заглушил все те звуки и шумы, которые исходили от прочих живых существ вокруг, и кони в ужасе стали подниматься на дыбы, словно пытаясь передними ногами сбить с неба звездочку-другую. Джон-Грейди перевел дух, а потом, опять истошно завопив, прижег раскаленным железом вторую рану. На этот раз он прижимал ствол к ране дольше, компенсируя то, что револьвер успел немного остыть. Затем он бессильно повалился на бок, револьвер выпал у него из руки и, звякая о камни, покатился к воде, скользнул в нее и, напоследок пшикнув, исчез в черноте.

Джон-Грейди сунул в рот большой палец, прикусил его и сидел, раскачиваясь от жуткой боли. Другой рукой он нашарил на камне незакупоренную флягу с водой и стал поливать ногу; при этом снова послышалось шипение, словно вода лилась на раскаленную плиту. Судорожно выдохнув, Джон-Грейди отбросил флягу, затем приподнялся и тихо окликнул своего коня по имени, повернув голову туда, где тот бился и падал, стреноженный, в темноте вместе с остальными своими собратьями. Джон-Грейди позвал Редбо в надежде хоть как-то помочь ему преодолеть тот ужас, который наполнил его конское сердце.

Когда Джон-Грейди снова потянулся за флягой, лежавшей на боку и истекавшей водой, капитан ударил по ней сапогом, и она отлетела в сторону. Джон-Грейди поднял голову. Над ним стоял капитан с винтовкой, приклад которой он зажал под мышкой.

Встань, скомандовал он, поведя стволом.

Джон-Грейди чуть приподнялся и посмотрел через водоем туда, где были лошади. Теперь он мог разглядеть только двух, — третья, похоже, ушла по арройо вниз, и, хотя отсюда нельзя было понять, какая именно, Джон-Грейди все же решил, что удрать решил гнедой Блевинса. Он взялся за ремень и с трудом натянул штаны.

Где ключи? — спросил капитан.

Джон-Грейди встал, ухватился за ствол винтовки и легко отнял ее у капитана. Сухо щелкнул спущенный курок.

Ну-ка на место и сядь, велел он капитану.

Капитан замешкался. Своими темными глазами он уставился в костер, и Джону-Грейди стало ясно, что капитан продолжает пытаться придумать что-нибудь еще. Джон-Грейди испытывал сейчас такую дикую боль, что, будь винтовка заряжена, наверняка застрелил бы мексиканца. Он ухватился за цепь между наручниками и резко дернул. Тихо вскрикнув, капитан сгорбился и, шатаясь из стороны в сторону, проковылял несколько шагов. Потом сел.

Джон-Грейди тоже сел и, вынимая из кармана патроны, стал перезаряжать винтовку. Это потребовало времени — патроны в зарядное окошко надо было вкладывать по одному, при этом его то и дело бросало в пот, и было трудно сосредоточиться. Он и не подозревал, до чего глупеет человек от боли, хотя, как ему казалось, все, вообще-то, должно быть наоборот, иначе какой в боли смысл? Когда винтовка наконец была заряжена, Джон-Грейди подобрал влажную рубашку, обернул ею руку, достал из костра головню и, подойдя к краю водоема, поднял ее над головой, вглядываясь в воду. Вода была прозрачной, и в конце концов он увидел на дне револьвер. Тогда он вошел в воду, наклонился, вытащил его и заткнул за ремень. Сделав еще несколько шагов, он оказался на самом глубоком месте, которое было ему как раз по бедра, и там застыл, давая холодной воде медленно высасывать кровь из штанины и огонь из раны. Стоял и говорил с Редбо. Конь, стреноженно ковыляя, подошел к воде, остановился у края, а Джон-Грейди стоял, держа в одной руке винтовку, а в другой, подняв над головой, горящую головню, и все говорил, говорил, пока головня в его руке не превратилась в черный кривой сук с рдеющим оранжевым концом.

Они оставили костер догорать, а сами съехали в лощину и, отыскав гнедого, снова двинулись в путь. На юге, откуда они приехали, собиралась гроза, в воздухе пахло дождем. Сидя на непоседланном Редбо, Джон-Грейди возглавлял кавалькаду. Время от времени он останавливался и прислушивался, но вокруг стояла мертвая тишина. Костер быстро скрылся из вида, и о нем напоминали лишь отблески пламени, игравшие на стенах ущелья. Эти отблески делались все слабее и слабее и вскоре вовсе исчезли.

Затем они поднялись из ущелья и поехали по южному склону хребта. Вокруг, насколько мог видеть глаз, простиралась кромешная тьма, и лишь совсем рядом время от времени проплывали высокие силуэты алоэ. По оценке Джона-Грейди было уже далеко за полночь. Изредка он оглядывался на капитана, но тот ехал молча, ссутулившись в седле и явно угнетенный своими неудачами. Джон-Грейди ехал голый по пояс, привязав мокрую рубашку к ремню. Вскоре он сильно замерз. Он сказал Редбо, что ночка выдастся долгая и трудная, и, разумеется, не ошибся. Порой он начинал клевать носом и однажды задремал, но грохот выпавшей винтовки заставил его проснуться. Тогда он развернул коня и поехал назад. Капитан остановил Малыша и молча следил за Джоном-Грейди, который вовсе не был уверен, что сумеет снова залезть в седло, если сейчас спешится. Поначалу у него мелькнула мысль плюнуть на винтовку и оставить ее валяться на камнях, но потом он все же кое-как сполз с Редбо, забрал оружие, подвел коня к правому боку Малыша, велел капитану убрать ногу из стремени, сам вставил в него здоровую ногу и этим помог себе сесть на Редбо, и они поехали дальше.

Рассвет застал Джона-Грейди сидящим на верхушке каменной осыпи, откуда хорошо просматривались окрестности. К плечу прислонена винтовка, у ног фляжка. Он сидел и смотрел вдаль, туда, где из рассветной мглы мало-помалу проявлялись очертания пустыни. Столовая гора, равнина, а на востоке черная масса горных хребтов, из-за которых вот-вот должно появиться солнце.

Взял флягу, отвинтил крышку, сделал глоток-другой. Немного посидел и отпил еще. Вскоре в прогалах между горами появились и упали на равнину первые лучи солнца. Стояла тишина. На склоне примерно в миле от себя Джон-Грейди увидел семерых оленей, повернувших головы в его сторону.

Он долго сидел и смотрел вдаль. Потом встал и заковылял к кедровнику, где оставил лошадей. Капитан сидел на земле, вид у него был изможденный.

Поехали, сказал Джон-Грейди.

Капитан поднял голову:

Я больше не могу.

Поехали. Podemos descansar un poco mas adelante. Vámonos [201] Немного отдохнем, но потом. Поехали (исп.) . .

Они спустились с горы и двинулись по узкой лощине в надежде найти воду, но воды нигде не было. Тогда они выбрались из этой лощины и оказались в новой, ведущей на восток. Солнце поднялось уже довольно высоко и сильно припекало. Джон-Грейди обвязал рубашку вокруг пояса, чтобы она поскорее высохла. Лошади явно выбились из сил, и Джону-Грейди вдруг подумалось, что этак ведь капитан и помереть может.