Сергей Алексеев - Слово

В отделе редких книг и рукописей публичной библиотеки Анне и в голову бы никогда не пришло, что культуру иногда нужно защищать, как и свободу, – с оружием в руках.

Эх, не зря Никита Страстный, говорят, ездил всюду с маузером! Вот бы и ей тоже маузер или, на худой случай, ружье какое-нибудь.

Когда пришли на берег озера, Леонтий осмотрелся: Марья Егоровна была далеко, двое других покосников, сгребающих сено, едва виднелись сквозь осоку.

– Ишь, народу-то на лугах – никого, – сказал Леонтий. – Вёдро, убирать бы надо, а они и не думают. Дождя ждут, что ли…

Он примостился на кочке, зачерпнул в шляпу воды, напился и, утирая усы, проговорил:

– Холодная водичка… Видно, озеро глубокое, с ключами. В таком нырять нельзя. Нырнешь – судорогой сведет, и все… Ты садись, красавица, садись. В ногах правды нет.

– Змей боюсь, – сказала Анна. – Некоторые змеи туг кусаются…

Он понял намек, сверкнул глазами и, выплеснув воду, натянул шляпу на голову.

– Что за нужда привела тебя, девонька, в края-то наши? – не теряя самообладания, спросил Леонтий. – Что за интерес такой?

– Сено вот косим с Марьей Егоровной, – ответила Анна. – Чтоб коровку зимой кормить.

– Нанялась, что ли? – прищурился Леонтий.

– Нанялась.

– А расчет чем берешь? Деньгами или…

– Добрым словом.

– Откуда будешь, красавица такая?

– С кудыкиной горы. Из-под пня осинового, из мышкиной норы.

Леонтий улыбнулся, огладил бороду и пошевелил плечами.

– Гляди-ка, печет и печет! – озабоченно сказал он. – И у воды спасения нет.

«В Бангладеш все колодцы пересохли, – вспомнила Анна. – Людей жажда обуяла».

Произнесенная Леонтием последняя эта фраза сразу и накрепко связала его с егановским кержаком Власовым. Теперь Анну мучил вопрос: был ли Леонтий в Еганове после ее неудачного визита к Власову? Если был, то теперь он имеет полное представление об экспедиции. Если нет, то можно еще поморочить ему голову, ввести в заблуждение, а самой тем временем немедленно ехать в Era-ново. Теперь сомнений не было: книги у Власова есть, только принадлежат они наверняка Леонтию! Ведь спрашивала-то она о власовских книгах! А у Власова своих книг нет, и он не врал, рассказывал про свою мать и гармонь.

– А где мужик-то твой? – вдруг спросил Леонтий. – Давно его не видать…

– Во-он там, за кочкой сидит, – сказала Анна, указывая вдоль берега. – Взял ружье и сел. Говорит, может, утку подстрелю, к обеду, Ваня! – она помахала рукой. – Не убил еще?

Леонтий громко расхохотался и сбил шляпу на землю.

– Веселая ты, девка! Коли не было бы у тебя мужика – посватался бы.

– Это мой брат, не муж, – сказала Анна, – Так что присылайте сватов. Но я подумаю, пойти – не пойти…

– Не-ет, – протянул Леонтии, – Мне больше по нраву скромные девки, деревенские. А ты, видно, городская, ученая, из какой-нибудь академии…

«Все, – подумала Анна. – Он был у Власова. Только Власов знает, что я из академии…»

– Да мне и вера не позволяет на мирской девке жениться, – серьезно сказал Леонтий. – А вера наша крепкая, серьезная… Я вот побеседую с тобой, потом грех замаливать стану.

– Нас ведь никто не видит, – сказала Анна, – Никого же нет вокруг!

– А совесть-то моя со мной, – улыбнулся он. – И Бог все видит…

Анна еще раз отметила: играет кержака он превосходно, однако только играет и выдает себя за другого человека. Кто же он на самом деле?

– Ладно, девонька, ты скажи мне, что тебе надо от кержаков? Может, я чем помогу? – неожиданно предложил Леонтий. – Слышал, ты книгами интересуешься, читаешь хорошо.

– Ничего мне от них не надо, – отмахнулась Анна. – Поживем в Макарихе с братом, отдохнем от городской суеты да уедем.

– А где же книги выучилась читать? – не отставал он. – В академии?

– В академии, – согласилась Анна.

– Так я тебе могу дать книг – сказал Леонтий. – У нас заповедь есть: дай жаждущему. А что не дать, коли охота к чтению есть. Я вот тоже книги люблю.

– Что вы, не нужно, – запротестовала она. – Вы их сами читайте. Мы же неверующие.

– Чудная ты, красавица! – засмеялся Леонтий. – То сама ходишь просишь, то дают тебе – отказываешься… Ты не отказывайся, когда дают. От чистого сердца, жертвую..; – Он посерьезнел, расправил шляпу. – Есть у меня тут четыре книги. Старинные, поморские. Местные братья мои дали. Возьми, сказали, Леонтий, мы их не читаем, а ты человек книжный. Я взял. А теперь думаю, уходить мне надо скоро, в другие места подаваться. Там братья и сестры ждут. Назначение у меня такое… Книги-то тяжелые, большие, на себе не унести, назад отдавать нельзя – пожертвовали… Так что, девонька, не отказывайся, возьми. Вдвоем-то с братом унесете, а можно подводу нанять в сельсовете. Вам подводу дадут.

– Почему вдруг такая щедрость? – спросила Анна, застигнутая врасплох настойчивым предложением. «Что делать? Брать? Отказаться?..»

– Мы заповедь исполняем, – объяснил Леонтий. – Жаждущему слова Божьего – дай. – Он помолчал. – Видишь, девонька, жизнь-то нынче такая пошла, что крепкой веры не стало, старообрядчество исчезнет помаленьку. Не стану от тебя скрывать… Нам-то очень интересно, когда молодые к вере нашей тянутся, к книге. Вот и не пропадет Божье слово. Твое сердечко тронет, брата твоего – глядишь, и сохранится вера… Возьми книги. Возьми и уезжайте из Макарихи с Богом. Народ вас смущается. – А вам нельзя вмешиваться в дела религии и верующих оскорблять.

«Возьму! – решила Анна. – Считай, что откупился от нас! Возьму!»

– Благодарствую, – сказала она. – Как же мне их взять?

– Я нынче вечерком в Макариху их принесу, – пообещал Леонтий. – С огородов к Марьиной избе подойду, а ты навстречу выйди. Чтобы никто не видел. А то скажут, мы книги Леонтию пожертвовали, он же в чужие руки отдал. Ты меня, красавица, не выдавай перед кержаками. – Он встал, глянул в знойное небо, поморщился. – От жара стоит, господи! Выгорит хлебушек-то, вода высохнет. Опять народу муки. А ведь все за прегрешенья перед Богом… Так я приду вечером, красавица. Стемнеет – приду… – Он поклонился Анне и пошел, раздвигая руками высокую осоку.

«В Бангладеш все колодцы пересохли, – опять вспомнила Анна. – Людей жажда обуяла…»

…С покоса они вернулись уже в сумерках. «Еще одну ручку, еще один рядок, – все приговаривала Марья. – Завтра нам же косить, вот и меньше будет…»

Но назавтра им косить не пришлось.

Они вошли во двор, повесили косы на плетень (завтра надо мужика какого-нибудь попросить, чтоб отбил) и начали хлопотать на летней кухне.

– Ой, господи, а что же у нас изба открыта? – вдруг всполошилась Марья Егоровна. – Уходили – запирала же…

Анна выскочила с кухни, подбежала к крыльцу: замок висел на щеколде вместе с выдернутой из косяка петлей…