Висенте Паласио - Пираты мексиканского залива

— Но кто она, как ее зовут?

— Ты ее знаешь и будешь весьма удивлена.

— Скажи же мне…

— Сеньора, велевшего мне похитить девушку, зовут дон Педро Хуан де Борика, он муж той дамы, у которой ты бывала.

— А девушка?

— Сама увидишь. Мне пора. Завтра к ночи загляну домой, если не застану тебя, приду сюда. Что поделаешь, возиться с альгвасилами мне неохота.

Москит торопливо вышел, а Паулита шагнула в соседнюю комнату, чтобы увидеть, кто же там находится.

Хулия лежала лицом к стене; Паулита подошла к ней и при слабом свете ночника вмиг ее узнала.

— Хулия!

— Паулита! — откликнулась девушка, вскакивая.

— Что такое, Хулия? Почему вы здесь, что означает ваше спокойствие?

— Я сама не понимаю, что происходит. Разве я не в вашем доме?

— Нет.

— Так где же я? Чей это дом? Как я сюда попала?

— Не знаю, чей это дом. Вас привели сюда обманом, но я не дам свершиться этому злодейству, хотя мой собственный муж принимает в нем участие.

— Что, что вы говорите? Объясните все толком.

— Хулия, вчера вечером вам подсыпали порошок, и вы заснули как убитая. Пользуясь этим, вас вынесли из дому и принесли сюда.

— Кто это сделал?

— Дон Педро Хуан, ваш отчим.

— Боже мой, какая низость! Но зачем?

— Сами понимаете, ведь он влюблен в вас. Итак, он расстроил вашу свадьбу и держит вас в своей власти.

— Бесчестный человек! Я никогда, никогда не соглашусь на это. Прошу вас, Паулита, проводите меня домой. Я должна завтра же повенчаться, вот единственная возможность освободиться от преследований этого чудовища. Когда я буду замужем, ему придется расстаться со своей надеждой.

Паулиту вмиг осенила новая мысль: когда Хулия будет замужем, дон Энрике тоже навсегда потеряет надежду. Теперь она знала, как надо действовать.

— Вы правы! — сказала она. — Вам надо вернуться домой. Вставайте, я вас провожу.

Хулия, пошатываясь, встала.

— Мужайтесь, — сказала Паулита, — завтра в это время вы будете навеки связаны с доном Хусто.

Теперь настала очередь Хулии вспомнить о доне Энрике, или, вернее, об Антонии Железной Руке, — ведь она знала его лишь под этим именем.

— Паулита, — сказала она, — это неслыханно тяжелая жертва: я навеки расстаюсь с человеком, которого люблю, я решаюсь забыть его, хотя он не дал мне повода проявить столь черную неблагодарность. Появись он передо мной завтра в час венчания, я умерла бы от стыда и горя, — ведь он не только любил меня, он спас мне честь и жизнь, а я плачу ему, благороднейшему человеку, непростительной изменой.

Паулита вздрогнула, слова Хулии прозвучали упреком в ответ на ее недостойный замысел; ей показалось, что она слышит голос своих покойных родителей, шепчущих ей «неблагодарная», и ей стало невмоготу долее сдерживаться. По природе своей Паулита была создана, чтобы творить добро.

— Послушайте, — сказала она вдруг, — тот пират, о котором вы мне рассказывали, был родом мексиканец?

— Да, а почему вы спрашиваете?

— У себя на родине он был богат и знатен?

— Моей матери он говорил, будто самому королю не уступит в богатстве и знатности.

— Боже мой, Хулия, кажется, этот человек здесь, в Мехико.

— Что вы сказали?! — в ужасе воскликнула Хулия.

— Да, мне кажется, он здесь… а зовут его дон Энрике Руис де Мендилуэта, я вам говорила о нем.

— Милосердный боже! Тот самый, кого вы так страстно любите?

— Тот самый.

— Паулита, бог этого не допустит, ведь я способна возненавидеть вас.

— А вы не думаете, Хулия, что я тоже вправе возненавидеть вас? Ведь вы у меня отняли того, кого я полюбила задолго до вашей встречи.

— Но вы отказались от него и вышли замуж за другого.

— Потому что я не смела надеяться на счастье принадлежать ему.

— Так надо было пожертвовать всей своей жизнью и продолжать боготворить его, а не связывать себя с другим.

— А вы, Хулия, разве вы не решаетесь выйти замуж за другого?

— Ради счастья моей матери. И очень страдаю.

— И я, я тоже страдаю.

Обе застыли в молчании; недоверие, ревность, ненависть и любовь боролись в сердцах этих женщин. Они не знали, что делать, как поступить. Хулия восторгалась великодушием Паулиты, которая сообщила ей, что ее возлюбленный находится в Мехико. Паулита думала о том, что она своим сообщением, может быть, вернула счастье дону Энрике.

Неожиданно Паулита спросила:

— Как вы думаете поступить?

Хулия, не отвечая, посмотрела на нее с недоверием.

— Отвечайте, Хулия, вы еще не знаете, на что я способна.

Хулия поняла эти слова, как угрозу, и, закинув голову, спросила с вызывающим видом:

— На что же вы способны?

— Хулия, — сказала Паулина, бледнея, и голос ее дрогнул. — Хулия, я способна на все самое хорошее и самое дурное. Да удержит меня рука бога.

В ответ Хулия лишь надменно усмехнулась.

— Заклинаю вас счастьем вашей матери, не смейтесь надо мной — ревность сжигает меня, я способна убить вас или убить себя. Я не хочу мешать счастью дона Энрике, но я не в силах стать свидетельницей его счастья.

— Поступайте же так, как вам больше по душе.

Бледная, с обезумевшими глазами Паулита выхватила из-за корсажа кинжал, который зловеще блеснул в ее руке. Хулия вскрикнула.

Паулита замерла, потом, словно внезапная перемена произошла в ее сердце, она отбросила кинжал далеко от себя и судорожно схватила Хулию за руку.

— Идемте!

— Куда? — спросила Хулия.

— Я уже сказала вам, что одинаково способна на добро и на зло. В порыве ярости я готова была убить вас; опомнившись, я хочу вести вас к дону Энрике и отдать вас ему.

— Такая девушка, как я, — высокомерно проговорила Хулия, — не способна пойти к мужчине, которого она любит, тем более в полночь.

— Выходит, вы не доверяете тому, кого любите? Вы считаете его способным на низость? О, вы его не любите или недостаточно знаете. Дон Энрике настолько благороден, что ваша честь под его опекой осталась бы такой же незапятнанной, как и в доме вашей матери. Хулия, вы не знаете величия его души, вы недостойны его любви. Только ему я обязана своей чистотой, это он оберегал ее, а я, — слышите? — я была бы счастлива все принести ему в жертву. Ведь я люблю его так, как он этого заслуживает, для меня не существуют светские условности и соображения женской чести, ничто, ничто не существует для меня. Ради него все — даже смерть, ради него все — даже честь.

— Паулита, вы мне делаете больно.

— Вы не хотите понять; поймите, как велика моя любовь: ради нее я жертвую моим чувством и, не колеблясь, веду вас к дону Энрике.

— Вы великодушны, Паулита.

— Так вы пойдете со мной?

— Идемте! — воскликнула Хулия, чувствуя, как исчезает ее робость под влиянием твердой решимости Паулиты.

Они вышли на улицу. Вдруг Хулия остановилась и нерешительно спросила: