Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

Действительно, всё это не было оговорено, но я авторитетно кивнул. Перерыть всё вокруг? Простукать стены? Я отвергал вариант за вариантом, мысленно «вываривая» отцовские стихи в поисках ответа. И он нашёлся. В последних словах.

Я встал и осторожно снял со стены картину «Дни путешествия». Холст был натянут на раму, изнутри замощённую склеенными деревянными планками. Я осторожно постучал по той части полотна, на котором было изображение гор, и удовлетворённо отметил, что одна из планок почти не закреплена и отходит. Стоило поддеть её ножом, и она вылетела, оставив после себя пустое пространство. И, разумеется, на ней были слова, которые я искал:

Теперь не стыдно будет вернуться на Дуншань и вновь обратиться к господину Яо.

Водрузив картину на место, я сказал своему ошарашенному спутнику:

— Встреча состоялась. Можно идти.

И, наверное, излишне будет говорить, что всё это время со мною был не Айго, а господин Су Вэйчжао, беглый работник государственного архива.

Шэн Янь действительно дал нам превосходных коней. За следующие сутки мы преодолели столь большое расстояние, что я боялся, нам придётся пропустить день или два, в условленном месте дожидаясь Айго. Я помнил, сколько внимания привлекал мой провожатый в каждом городе по пути в Тайзцин, и, хотя господин Су видел в своём новом обличье защиту от опасности быть узнанным, убедил его при первой же возможности умыться и сменить одежду на обычную. Из всех принадлежностей сектантов «матушки Кён» остался разве что рюкзак, в котором, помимо трактата Люй-цзы и пары книг толкований, лежали бумаги, вывезенные из столицы.

Как сильно может изменить человека грим! Щуплый и невысокий Су Вэйчжао в красно-чёрной раскраске и с огромной повязкой на голове казался мне жалким и затравленным существом, хотя, наверное, это воображение дорисовывало картину за меня: каким ещё может быть беглец? Сейчас я обратил внимание на то, что во всём его лице было что-то хищное и страшноватое: костлявый орлиный нос; холодные, злые глаза и губы, застывшие в недоброй полуулыбке. И удивительно, как похож на него оказался Айго, когда я впервые увидел его умытым. Нет, нос, глаза и скулы — всё было немного другим. Но эта полуулыбка…

Вечером того дня мы остановились в гостинице небольшого города в области Чжэн. Здесь, наверное, неуместно будет расписывать всю историю, но вкратце скажу. Девять областей к востоку от столицы и вплоть до границы У по размеру разительно меньше других. В Сюй, Цзюй и Тань по одному крупному городу с деревнями; Цай, Чао и Чэнь чуть больше, в них по паре городов; крупнее прочих Чжэн, Лу и Сун; но все они, называясь областями, в действительности являются префектурами и для удобства управления сведены в одно генерал-губернаторство. Кроме того (и в этом немаловажное отличие), пост правителя в них — пожизненный и наследственный, хоть официально продлевается и даруется высочайшим утверждением. Речь, по сути, идёт о вотчинах, некогда дарованных военачальникам, отличившимся при подавлении восстания на северо-востоке. И если области Хань и Вэй, также прилегающие к столице, считаются кузницей учёных и высших чиновников, то за Девятью областями прочно закрепилось прозвище «императорской псарни»: местные владетели решили, что их долг — поставлять государю солдат на бесконечную войну с чусцами и выискивать крамолу в собственных землях.

Путь через генерал-губернаторство был короче всего, но поначалу в каждом человеке мне чудился соглядатай, поэтому я даже вздрогнул, когда во время ужина к нам решительно подошёл незнакомый человек и, назвав нас по именам, деловито положил на стол правую руку. Лишь после небольшого замешательства я обратил внимание на перстень господина Чхве и понял, что перед нами Айго. До сих пор не знаю точно, как ему удалось нас догнать. Да, конечно, он тоже двигался верхом, но впоследствии, когда мы ехали втроём, его конь шёл куда медленнее наших и нам приходилось замедляться, чтобы он не отстал. Так или иначе, мы договорились о дальнейшем маршруте. По подсчётам, он должен был отнять у нас две недели, и, к моему удовлетворению, решено было следовать через Шанши. Наш беглый архивариус настоял на том, чтобы мы как можно реже заезжали в города и, пусть подчас так выходило и дороже, пополняли запасы и ночевали в придорожных трактирах и на хуторах. Как выяснилось, он родом из Лу, и хотя с десяти лет жил с семьёй в столице, в Девяти областях или в соседней Ци можно было наткнуться на кого-то из прежних знакомых — и мало ли что будет у них на уме. Вскоре, однако, мы отказались и от хуторов — из-за случая, речь о котором пойдёт в дальнейшем.

На третьи сутки пути, вечером, мы добрались до богатой и шумной деревни, как раз в области Лу. Небо, ещё вчера облачное, прояснело, как будто нарочно, под двойное полнолуние, поэтому даже в поздний час на улице было светло, как днём.

Праздник полнолуний — время весёлых гуляний даже в самых чопорных городах. Можно себе представить, как веселятся в эту ночь деревенские жители. Смех и песни не стихают до самого утра, а небо расцветает воздушными змеями и летающими фонарями. В каждой местности свои обычаи справлять двойное полнолуние. Яньские ямыни в эту ночь принимают прошения о долголетии, в Юэ жители подбрасывают в небо монеты, веря, что каждая из них после этого приведёт за собою ещё одну, в Ба и Шу принято проливать слёзы над свежесотканным полотном, чтобы оставить на нём все скорби, прошлые и грядущие, но по всей горной стране двойное полнолуние считается праздником влюблённых. У Пао-цзы в его «Песнях области Лу» (раз уж я говорю о ней) есть такие строки:

В надежде сбежать от всей этой красоты и народных торжеств мы, миновав деревню, постучались в двери одинокой усадьбы на выселках. Нам открыл сам хозяин — полноватый мужчина с седой головой и чёрными как смоль усами. Узнав, что мы путники и просимся на ночлег, он обрадовался: будет хоть с кем вечер скоротать. Всю прислугу и батраков он уже отпустил на праздник, и в доме оставался только племянник, да и тот с минуты на минуту собирался сбежать в деревню.