Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

— Я скажу ему, чтоб постелил во флигеле да задал корму лошадкам, а сам на стол соберу, коли не побрезгуете, — в глазах хозяина заиграл огонёк. — Вы не играете в мацзян?

— Отчего же, сыграть можно, — откликнулся Айго. — Вот только мы почти без денег, не знаю, будет ли вам интересно.

Седой усач рассмеялся:

— Ну что ж, можно и без денег. Всё одно скука!

За столом был обычный разговор. Хуторянин выведывал, куда мы держим путь и откуда; Айго бойко отвечал за всех, причём завирал так легко и складно, что нам оставалось только кивать и жевать. Если по дороге в столицу он был молчалив и замкнут, то сейчас, наоборот, вёл себя бойко и открыто. И не узнать! После ужина хозяин беззаботно проиграл нам с полторы тысячи в мацзян, и настроение его от этого только улучшилось:

— Хорошо, что отговорили на деньги играть, а то босяком бы остался! Но теперь уж и вы мне платы за постой не предлагайте! — он выглядел настолько приветливым и добродушным, что трудно было поверить в то, что произошло дальше.

Каждому из нас была отведена отдельная комната. Мои спутники расположились на южной стороне флигеля, я — на северной. Верховые поездки сильно утомляли, и мне казалось, что я засну как убитый, едва доползу до постели, но сон не шёл — как в ту ночь, когда я в беседке встретился с Яо Мэйлинь. Под самым окном запела птица, и мне захотелось, чтобы это был скворец. Сколько я так пролежал, отвернувшись к стене и раздумывая о том о сём? Может быть, час, а может, и больше. Глаза наконец начали слипаться, когда вдруг открылась дверь и на стену легла широкая полоса лунного света.

— Спите? — вполголоса сказал кто-то.

В полосе возник силуэт, я узнал хозяина и почему-то не захотел отвечать. Грузно ступая, он подошёл к кровати и высоко замахнулся. Сонливость пропала в одно мгновение. Я спрыгнул к стене и развернулся к нему лицом. По постели полоснул тяжёлый тесак. Хотелось крикнуть, позвать на помощь, но язык от страха онемел: даже сейчас, против света, я видел, какой ненавистью перекошено лицо давешнего добряка-хуторянина.

— Не спишь, значит… — сквозь зубы процедил он.

Я с силой ногою толкнул на него кровать. Хозяин с удивительной резвостью отпрыгнул и встал у входа, помахивая тесаком. Моя верхняя одежда и клинок лежали в углу рядом с ним, и мне нечем было защититься. Я схватил деревянную подушку и бросил в него, выгадывая какую-то секунду, а сам бросился к окну — достаточно широкому, чтобы можно было выбраться в сад. Каково же было моё отчаяние, когда за окном, в тени дерева, я увидел ещё одну фигуру, с арбалетом наизготовку. И моя голова в оконном проёме была самой что ни на есть привлекательной мишенью. Я прянул было обратно, но оступился и упал. Хозяин дома, осклабившись, занёс надо мною оружие. Я в ужасе закрыл глаза.

Следующая секунда длилась целую вечность. Из оцепенения меня вывел тяжёлый звук падения и следом за ним — металлический звон. Хуторянин лежал, опрокинувшись на спину, с короткой железной стрелой в груди. Я нисколько не сомневался, что стрела предназначалась мне, и лишь случайность избавила меня от одного противника руками другого. Стараясь не подниматься на уровень окна, я выбрался в коридор и побежал к комнатам Айго и Су Вэйчжао. Задыхаясь и захлёбываясь словами, я рассказал о нападении и добавил, что второй злодей прячется в саду и вооружён арбалетом.

— Он ему не поможет, — ответил Айго и, взяв с собой оружие, вышел за дверь.

Через некоторое время он вернулся, так никого и не разыскав. О причинах происшедшего оставалось только гадать. Едва ли зажиточный крестьянин польстился на наше скудное имущество. В памяти всплывали страшные истории о трактирщике-людоеде, убивавшем своих постояльцев, и о почтенном докторе Цзе, которого злой дух ночью превращал в чудовище. Или… Возможно ли, что нападение как-то связано с нашим тайным заданием?

— Оставаться нельзя, — коротко произнёс господин Су. — Нужно уезжать немедленно.

Кони не успели как следует отдохнуть, но он был прав. Мы быстро собрались в дорогу и покинули злополучную усадьбу. К счастью, происшедшее в ту ночь не преследовало нас. Но ещё много месяцев подряд я с содроганием сердца смотрел на полную луну. Мне вспоминался круглолицый хуторянин, со страшным оскалом шипящий: «Не спишь, значит…»

В Шанши мы прибыли в середине девятого дня пути. Стоило пересечь границу Ци, как погода испортилась и четверо суток потчевала нас проливным дождём. Шанши — крошечный и редкостно запущенный городок у самого края плоскогорья. В каменных стенах, несоразмерно толстых для столь небольшого поселения, в нескольких местах зияют провалы, заросшие берёзами и лебедой. Не в лучшем состоянии и городские постройки, особенно на окраине, многие из них заброшены и превратились в крысиные гнёзда. Мы остановились в потрёпанной гостинице у западных ворот — согреться, переждать дождь и решить, что делать с конями, которые нам больше не требовались. Отсюда и до Дуншаня путь идёт по мостам. Ближайшие вершины ещё принадлежат Ци, а дальше начинается Янь. И от этой мысли становилось легко. Да, предстояло ещё дней пять утомительных переходов, и не по самой безопасной местности, но я уже предвкушал успешное завершение дела. Айго предложил не торопиться с выходом и хорошенько отдохнуть остаток дня. Я вызвался сходить на рынок и пополнить запасы — на выбранном маршруте почти не было жилья, и обеспокоиться провиантом полагалось уже сейчас.

— Смотри, не купи крысу вместо индейки, — смеялся Айго. — Мы будем ждать тебя здесь же, на третьем этаже.

Разумеется, первым делом я отправился не на рынок, а к восточной стене. Нужный дом отыскался быстро, под вывеской «Галантерея Чжу Лифаня». Внутри было на удивление ухоженно и многолюдно — полная противоположность городу снаружи. Дождавшись своей очереди, я вручил продавцу дощечку из Лияна и спросил, не готов ли мой заказ. Господин Чжу понимающе кивнул и скрылся за стеллажами. Пока я ждал, в лавку успело зайти ещё два-три человека, поэтому продавец, вынесший наконец какой-то странный свёрток с кулак размером, попросту сунул его мне в руки без каких-либо объяснений. Развернул я его уже на улице. Внутри оказался небольшой чёрный продолговатый камень, шероховатый и бугристый, но стоило нажать пальцем на один из бугорков, как в глаза мне ударил луч синего света. Камень светился сам собой! К диковинке прилагалось и подробное описание — на той самой бумаге, в которую он был завёрнут и которую я уже собирался выбросить. Но заниматься изучением здесь и сейчас было бы нелепо, и я оставил это дело до Дуншаня. В камне было отверстие под шнурок, что позволяло носить его как кулон, и я до поры убрал его под одежду.