Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

О рудниках ходила недобрая слава, суеверные местные жители на них не шли, а каторжане работали плохо и часто болели; те же небольшие объёмы, которые удавалось добыть, часто становились поживой разбойников. Префекты умоляли столицу помочь деньгами и усилением охраны, и только Цуй Гуанцзу решил не докучать государю докладами, а решить вопрос самостоятельно, пусть и немного выходя за пределы дозволенного. Трезво оценив, чего именно от него ожидают в Тайцзине, а на что готовы закрывать глаза, он находил средства достигать первого за счёт второго. Может быть, в спокойные времена ему и не удалось бы так укрепиться на Дуншане, но после потери месторождения в южном Юэ государству не хотелось рисковать, и поставки «черепашьего камня» стали для префекта залогом служебного долголетия.

Это небольшое отступление, быть может, выглядит не совсем уместно — на момент описываемых событий я не знал и трети всего этого. Но уж раз написал, значит, написал.

Моя высокая должность на Дуншане не предполагала какого-то чёткого круга заданий. У меня не было даже собственной канцелярии. По утрам я докладывался господину Чхве, и он либо отсылал меня домой, либо брал с собой на какую-нибудь ревизию, где я присутствовал совершенно ненужным довеском. Раз или два мне посчастливилось вместе с ним навестить главный скрипторий при библиотеке. Именно там я услышал фразу, с которой он обращался к новоприбывшему гостю:

— Записывайте всё, что знаете.

Трудно изобразить большее замешательство, чем то, которое возникало на лице у гостя при этих словах. «О чём?» — мог спросить он. «Обо всём», — звучал ответ.

Рано или поздно, говорил господин Чхве, из этих лоскутков разрозненных сведений удастся сшить огромное одеяло знания, которое сможет укутать всю горную страну, её прошлое, настоящее и будущее. Та уверенность, с которой он рассуждал на любую тему, неизбежно передавалась мне. Я был убеждён, что непременно так и будет. Чем больше я общался с префектом, тем больше мне казалось, что всё на свете просчитано, учтено и вписано им в грандиозный план — иногда рискованный, иногда опасный, но всегда успешный. И не поверил сам себе, когда увидел его растерянным.

Это произошло в тот самый день, когда Су Вэйчжао переселился в гостевую слободу. Господин Чхве лично провёл его по городу, рассказывая обо всём, что могло его заинтересовать. Такой жест выглядел обычным радушием, но я понимал его значимость: подобную обходительность дуншаньский хозяин проявлял только к самым ценным гостям. И наверняка позже об этом не преминули сообщить Су. У самых ворот слободы нас догнал слуга с неким известием из Ю. Чхве отошёл с ним в сторону, и я заметил, как он изменился в лице. Разве могло что-то стать для этого человека неожиданностью? Оставив архивариуса на моё попечение, префект с извинениями откланялся, а вечером вызвал меня к себе.

Я прибыл одновременно с администратором Ли. Тот, в отличие от меня, уже знал о том, что́ произошло, и за то краткое время, что мы шли по коридорам и галереям, успел ввести меня в курс дела. И здесь важно чуть подробнее рассказать о шатоских рудокопах.

Деревню Шато составляют роды Пэк и Тын. Господин Чхве, отказавшись использовать подневольный труд для добычи «черепашьего камня», долго и старательно обхаживал оба рода, чтобы развеять их страхи (и суеверные, и вполне обоснованные) и заключить договор. Зачастую люди в яньских деревнях живут, не видя денег, в ходу натуральный обмен, а государство привыкло оплачивать работу зерном. Это не так плохо, но словно закрепляет людей на одном месте. Чхве впервые предложил местным добывать руду за звонкую монету, обустроил деревенскую школу, начал строительство большой больницы и не скупился на радужные обещания.

Со временем радость шатосцев сменилась тревогой. Помимо несчастных случаев, ежегодно губивших десятки жизней, появилась неизвестная прежде болезнь, жестоко поражающая всех, кто долго работал в забое. Старейшины, на помощь которых так рассчитывал Чхве, сами поднимали возмущение, главным же смутьяном стал рудокоп Пэк Ханыль, сплотивший вокруг себя всех недовольных. «Хочешь одолеть разбойников, вначале поймай главаря», — говорит автор древней книги стратагем, и он же учит, что крепкие сети можно плести из золота. С Ханылем удалось договориться: он тайно получил отступные и под благовидным предлогом отправился в Ю, якобы на время. Его сторонники, вдруг потеряв застрельщика, не решались действовать без него и ждали, а затем охладели и успокоились.

Минувшим вечером Пэк Ханыль умер, а вероятнее всего — был убит.

— Мы ни при чём, — сказал Ли.

Я не сомневался.

Господин Чхве узнал обо всём от своих людей в Ю и незамедлительно отправил туда доверенных порученцев — отменных ищеек, деда и внука по фамилии Цзань. Нам предстояло выступить вторым эшелоном, после того как на Дуншань придёт официальное извещение и просьба помочь с опознанием тела. С нами же должен был отправиться дядя покойного Пэк Кванмин.

— Желательно найти виновных, — добавил господин Чхве. — На юское правосудие я не рассчитываю.

Правитель Ю затаил обиду ещё пару лет назад, сразу после своего назначения, когда Чхве отказался выдать ему кого-то из удальцов капитана Дуаня, и мог отомстить при первой возможности. Сомнительно, что он сам устроил смерть несчастного Ханыля, но уж наверняка, наведя справки, понял бы, какое оружие это даёт ему против обидчика.

Основные надежды господин Чхве возлагал, разумеется, не на меня. Негласным расследованием и закулисными переговорами должен был заниматься Ли, я же при своих размытых компетенциях находился бы в Ю как полноправный, пусть и бестолковый представитель Дуншаня, выражал бы озабоченность и показывал старому Кванмину своё совершенное возмущение. Но всё это — лишь после того, как мы получим официальное письмо и прибудем на место. Сколько бы времени заняло ожидание? Впрочем, Ли в любом случае не оставался без дела: Цзани должны были дважды в день со скороходами отправлять ему последние сведения, а расследовать дело можно и не выходя из канцелярии, — а вот мне оставалось просто сидеть сложа руки.

Домой я пришёл поздно, но так было даже лучше. Яо Шаньфу предложил мне дождаться ночи и уже тогда без лишних глаз и ушей обсудить дело моего отца. Погода стояла пасмурная, низкие облака обложили небо. Была густая темень, и я, выходя во внутренний сад, включил синий луч, чтобы не споткнуться о Минхёка, который по обыкновению спал, растянувшись перед моим порогом и разложив у головы амулеты. Учитель Яо ждал меня во флигеле и открыл, едва мои пальцы с лёгким стуком коснулись двери.

— Супруга моя спит уж очень беспокойно, — пожаловался он. — Побеседуем лучше у вас?