Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

— В таком соседстве поневоле задумаешься о себе самом и о том, как тебя оценивают. Знаете, как слива, которая считала себя персиком, пока не оказалась в корзине со сливами.

— Ну, а в вашей «корзине» что не так?

Он поднялся и, заложив руки за спину, подошёл к окну:

— Это корзина людей, достойных сожаления. Вон на циновке под рябиной щиплет струны Линь Хуаши, посредственный музыкант. Пройдёт ещё немного времени, и к нему присоединится Линь Мо, посредственный писатель. Они любят на пару выпивать в саду. Иногда в гости к ним захаживает ещё один Линь — Цзандэ, живописец и тоже посредственность, прекрасно дополняющая собой эту корзину. Кого я забыл? Есть ещё доктор Дяо, но это даже хуже сливы, это откровенная гниль. Шарлатан и маразматик.

— Говорят, он талантливый медик, способный за пару секунд определить болезнь по радужной оболочке.

Су фыркнул:

— За пару секунд он наговорит вам отборной чуши, не беспокоясь даже о том, чтобы запомнить собственный бред. Если вам скучно, обратитесь к нему, он и у вас найдёт с десяток заболеваний.

— Это немудрено. Как видите, я теперь хожу с тростью.

— Будьте покойны, он диагностирует у вас что угодно, кроме хромоты, а если вы тут же не ретируетесь, то и навяжется с лечением.

Я немного помолчал, а потом сказал, что, если ему не по душе такие соседи, я попрошу господина Чхве найти в слободе другой дом.

— Пока не утруждайтесь, — улыбнулся архивариус. — Для моей нынешней работы это весьма спокойный уголок. Лини заняты друг другом, а доктор Дяо староват для вторых этажей. Лучше передайте господину правителю чертежи.

Он проводил меня до ворот и напоследок ещё раз повторил эту просьбу. Не успел я дойти до конца улицы, как меня окликнул и догнал плотный мужчина с красноватым мясистым лицом, ухоженными усиками и лисьими глазами.

— Мы незнакомы, но я услышал ваше имя от сударя, с которым вы только что попрощались, — сказал он. — Просто чудо, что я целый месяц пытался застать вас дом, а встретил вот так случайно посреди улицы.

Это был вэйский Лю Яньтай, над чьей визиткой я ломал голову до убытия в Ю. Место для разговора было неподходящее, да и пакет с чертежами словно жёг мне руку, поторапливая к господину Чхве, и я пригласил его к себе на ужин.

Последующая беседа с префектом и несколько часов кропотливого изучения личных дел в гостевом архиве выбили из головы нового знакомого, и я не вспоминал о нём до вечера, когда он возник на пороге моего дома. Когда мы устроились в гостиной и покончили с дежурными вступительными темами, он тяжело вздохнул:

— Как жаль, что я не застал в живых вашего уважаемого отца! Я не знал его лично, но, со слов моего патрона, это был человек исключительных дарований.

— На кого же вы работаете? — полюбопытствовал я. — Возможно, мне известно его имя?

— Драгоценное имя моего благодетеля — Цзи Фэйань, но вам он, наверное, больше известен как Вэйминьский князь.

После обстоятельного рассказа учителя Яо мне казалось, что у отца уже не осталось для меня сюрпризов, — и напрасно. Вэйминьский князь, императорский дядя, младший сын государя Зодчего, был живой легендой. Талантливый полководец, справедливый руководитель и нелицеприятный царедворец, он вселял трепет в чиновников и простолюдинов. И хотя он уже давно отошёл от дел, предпочитая столице своё поместье Баопин, его по-прежнему называли одной из опор государства.

Зная всё это, я сейчас изумлённо слушал рассказ о том, что в юности мой отец был не просто знаком, но дружен с Вэйминьским князем, и, возможно, вся его жизнь повернулась бы совсем иначе, если бы не случайная ссора, навсегда разлучившая двух друзей. О причинах ссоры Лю не говорил (и, возможно, не знал). Наверное, именно после этого эпизода отец сблизился с Яо Шаньфу и отправился в длительное путешествие по стране. Так или иначе, у Цзи Фэйаня не было возможности даже попросить прощения, о чём он «сердечно сокрушался». Позже он выяснил, что старый друг поселился на Дуншане, и несколько раз хотел ему написать, но не находил нужных слов. Но вот наконец представился и повод.

— Ваш отец когда-то проявлял интерес к предметам ранних лет горной страны, в частности к Звёздной Цитре, принадлежавшей Первому Лидеру, — господин Лю расплылся в улыбке. — Недавно Сын Неба, пригласив моего благодетеля в столицу, подарил ему этот чудесный инструмент! Увы, ваш отец не сможет насладиться его видом и звучанием, но если вы разделяете это увлечение, безусловно, и вам в Баопине будут рады.

Я с благодарностью принял приглашение (вся эта история взволновала и заинтересовала меня), но не мог не задать вопроса. Неужели Вэйминьский князь отправил в область Янь своего поверенного только затем, чтобы сообщить о цитре? Ведь он, как и отметил мой гость, вполне мог ограничиться письмом.

— От вас ничто не укроется, — ответил Лю. — У моего прибытия две цели. И, боюсь, мне придётся просить вас о содействии. В своё время ваш отец с моим благодетелем вместе посещали уроки мастера Шангуаня, непревзойдённого знатока философии и фехтования. Впоследствии тот стал наставником Сына Неба, но из-за придворных интриг и засилья клана Чжэ (хорошо, что мы от них избавились!) удалился из столицы, не взяв в дорогу ничего, даже собственное имя оставил в прошлом. Вэйминьский князь попытался его разыскать и — представьте себе! — следы опять-таки привели на Дуншань! Но вот беда: за столько дней я не смог даже найти здесь мастера Шангуаня, не говоря уже о том, чтобы убедить его отправиться со мною в Баопин, где благодарный ученик окружит его великим почётом.

Мне самому фамилия Шангуань ни о чём не говорила. Я подумал, что правильнее всего в такой ситуации было бы прибегнуть к посредству администратора Ли, когда тот вернётся из Лияна, — но Лю Яньтай сделал отрицательный жест руками: оказывается, несколько дней назад он и сам обратился к Ли, тот как будто даже понял, о ком идёт речь, и вызвался передать записку, однако уже на следующий день сообщил, что мастер Шангуань доволен жизнью в безвестности и невостребованности и не намерен покидать Дуншань.

Иными словами, Вэйминьский князь предлагал мне сокровище за сокровище. Я поймал выжидающий взгляд Лю и сказал, что постараюсь сделать всё, что в моих силах, а он может со спокойной совестью возвращаться в Вэй. Поверенный приложил руку к груди:

— Поистине нежданная радость под ветхой крышей!

Я прежде не встречал такого присловья и полушутя спросил, что же не так с крышей моего дома. Лю рассмеялся и помог мне выйти из неловкого положения:

— Вы ведь помните рассказ о торговце, который отдал все деньги, чтобы уплатить долг бедной вдовы? Ему пришлось перебраться из усадьбы в лачугу, а наутро на её стене проступили слова о скрытом в лесу разбойничьем кладе. Так и ваше обещание для меня словно клад после бесплодных недель пребывания на Дуншане.