Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

— Вам нужны деньги? — спросил он.

— Нет, я хочу, чтобы эти деньги достались тебе и ты мог жить, как сам того пожелаешь.

— Сам я ничего не желаю, — сказал Минхёк. — Я живу так, как желает мой глубокоуважаемый старший брат.

И, как бы опасаясь, что я не пойму, рассказал мне об одном корейском поверье. Якобы на сорок девятый день после смерти душа человека, облетев все места, дорогие ему при жизни, возвращается к родным и самым дорогим ему людям, чтобы уже от них начать свой путь на тот свет. В этот-то самый день считают возможным получить от души последнее напутствие, сообщение или предостережение. Для этого накануне готовят особый алтарь. Перед жертвенником ставят стол, на котором помимо свечей и яств для призрака кладут бумагу, письменный прибор (даже если покойный был неграмотен) и ритуальную визитную карточку с приглашением проявить себя. Минхёк рассказывал, что в иных случаях дух действительно являлся ночью и оставлял что-то вроде прощального письма, но чаще, разумеется, бумага оставалось белой, а еда нетронутой. Тех, кто проводил обряд, это не смущало. В таком случае шаман или ближайший родственник покойного брал в руки кисть и, обмакнув её в тушь, несколько раз кропил бумагу. И, если кляксы требовали дополнительного истолкования, просеивал блюдо риса над листом с написанным текстом и уточнял смысл по тому, на какие иероглифы упадут мелкие зёрнышки.

От владельца «Золотой звезды» Минхёку была известна дата смерти брата-близнеца, и он, конечно, не преминул провести в этот день ритуал. Мне хватило такта не спрашивать о подробностях, но исход был недвусмыслен:

— Глубокоуважаемый старший брат подождёт меня до перерождения. Я же остаток жизни буду служить вам. Остальное неважно.

С детства я питал слабость к рассказам о народных верованиях корейцев (в отличие от китайских суеверий они не встречали у меня такого уж резкого отторжения, я находил в них какую-то простоту и наивную искренность, которая при всей ложности идей побуждала ими интересоваться), но о таком обряде прежде не слышал. Всего месяц спустя, читая редкие главы «Коллекции» и рассказ «Мнимая смерть», я дважды встретил его описание. Может быть, случись это раньше, я не задал бы Минхёку вопроса о том, насколько широко он распространён в его родной области. Слуга и здесь удивил меня, сказав, что в Чжао этот ритуал не проводится вообще. Близнецы узнали о нём во время путешествий по яньским горам. В одной из деревень как раз вопрошали дух умершего старосты, и один местный житель растолковал пришельцам, что к чему.

— Добрый человек. Тын Тэхён. Вовек не забуду, — добавил Минхёк.

К семи часам я успел выписаться из гостиницы, выслушать сердитые слова моего лечащего врача, порадовать Чжэн Тоуто, купив ему сборник мистических новелл, и явиться к торговой палате. Хуан Чжэлу ждал меня у входа, где на большом чёрном щите мелом записывались сведения о ценах на ключевые товары и отчёты по сделкам крупнейших гильдий. Перед таким щитом всегда можно увидеть стайку маклеров, Хуан выделялся среди них тем, что единственный стоял к нему спиной. После приветствий я отстегнул от пояса меч и тут же его отдал.

— Как я могу отплатить вам за благодеяние? — спросил сын разбойника.

Я пожал плечами, и он тут же поинтересовался, нет ли у меня врага или недоброжелателя, с которым я хотел бы поквитаться. Пришла забавная, но недобрая мысль снова назвать судью Цао, но я удержался: сейчас последствия могли оказаться самыми плачевными. И вообще логика нового знакомца была мне не по душе.

— Я вернул — и вернул. Довольно об этом.

Хуан Чжэлу упал мне в ноги:

— Позвольте тогда почитать вас как брата и служить вам, как служат человеку конь и собака!

Я сообщил ему, что сейчас же отбываю на Дуншань, и посетовал, что идти придётся без вооружённой охраны. Хуан тут же вызвался сопроводить меня. Я изобразил на лице признательность и пообещал представить его знакомой фирме, сотрудничество с которой могло бы поправить его денежные дела. (Конечно же, я планировал передать его господину Чхве для допроса.)

— Забота старшего брата безгранична, как туман! — с поклоном отозвался Хуан Чжэлу.

Сравнение получилось глубже, чем он рассчитывал. Я напомнил себе, что следую стратагеме, но он своим братанием совершенно испортил мне настроение.

Выходить из города вечером — не то чтобы необычно, но как-то неумно, однако мне казалось, что, задержись я в Ю ещё хоть на сутки, и удача меня покинет. Не успели мы дойти до первой караульной башни, как я понял, что поторопился: идти было тяжело. Минхёк взял на себя все грузы, Хуан с независимым видом шагал впереди (странное поведение для «младшего брата»), и поддерживала меня Мэйлинь.

Когда уже стемнело, мы добрались до пещеры, оборудованной под стоянку, где неожиданно наткнулись на двух купцов, со слугами и охраной идущих на Дуншань. Одного из них я хорошо знал, это был господин Ким Пёнук, торговец редкостями, иногда навещавший моего отца, человек солидного возраста и комплекции. Второй, тоже Ким, но не родственник, был его товарищем. Они только что поужинали и готовились отойти ко сну, но ради нас продлили трапезу и беседу. Для слуг и охраны встреча оказалась приятней вдвойне, поскольку позволяла разбить ночные дежурства на меньшие отрезки, к тому же Хуан, хоть я и представил его торговцем, изъявил желание нести караул. В итоге каждому досталось чуть больше часа.

Первой в дежурство заступила Мэйлинь (разумеется, для молодого паренька Ли Цю скидок никто не делал). Во время бегства из Тайхо и путешествия в Сыту ей, конечно, доводилось это делать, но на всякий случай я решил составить ей компанию, и мы час просидели на войлочной скатке, смотрели в темноту и думали каждый о своём. А иногда, может быть, об общем. Следом за нами по жребию дежурил Минхёк. Хуану же достался последний час — перед самым рассветом.

Проснувшись утром, я узнал, что он пропал.

Никаких следов борьбы. Никаких признаков нападения. Ким Пёнук сказал, что, проснувшись из-за кошмара, видел, как юноша разминается перед входом в пещеру, отрабатывая эффектные фехтовальные выпады. Старик-торговец вновь силился заснуть, но, по собственным словам, хоть и пролежал до восхода с закрытыми глазами, так и не смог погрузиться в сон.

Пока мы завтракали, слуги обыскали весь островок, на котором располагалась пещера, но молодец из Ю пропал бесследно. Мысль о том, что он по неосторожности сорвался в туман, мы отвергли, тем более что исчезли все его вещи, бывшие в пещере. Кимы бросились было проверять свою поклажу, но их и наше добро всё было на месте, не хватало только сумки Хуана.