Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

Всякий раз судьба владельцев складывалась неблагополучно. Редко какой семье доводилось владеть Цинбао в трёх поколениях. Среди них попадались отравители, брато- и отцеубийцы, но чаще — мятежники и разбойники, чему способствовало само расположение поместья. Самой природой оно было выбрано под крепость. С юга и востока — крутые обрывы и смертоносный туман. С севера и запада — неровная лесистая местность, где не проведёшь прямой дороги, зато легко устраивать засады и ловушки.

Наконец имение перешло в руки потомков Люй Дацюаня — рода почтенного и добропорядочного. Последний его представитель, Люй Баоцин, чьё имя странным образом перекликалось с названием поместья, жил нелюдимо: не то что без шумных ватаг, но почти без слуг. Престарелый подслеповатый камердинер работал и за дворецкого, и за привратника, и за садовника, его жена занималась стряпнёй и стиркой. Старикам было трудно следить за столь большим хозяйством, и оно мало-помалу пришло в запустение. Сам Люй был неженат, редким гостям рассказывал, что пишет мистическую повесть, общаясь с тенями погибших владельцев Цинбао, и сам, словно тень, бродил по-над туманом, напевая заунывные, ни на что не похожие мотивы. В одну из таких прогулок, позже рассказывала жена камердинера, из пропасти поднялся дух не то генерала Вана, не то Чернозубого — и утащил Люя к себе. Хотя скорее всего, тот просто оступился и рухнул с обрыва.

Говорят, приехавший с описью чиновник из префектуры обнаружил в столе рукопись Люй Баоцина, в которой тот-де предсказал собственную смерть и проклинал всякого, кто будет владеть поместьем после него. Но охотников уже и не было. Местность наводнили призраки, лисицы и прочая нечисть, так что даже областные ревизоры предпочитали лишний раз туда не соваться. (Впрочем, в моём распоряжении имелась копия относительно свежего отчёта по Цинбао, автор которого констатировал, что постройки разрушены почти полностью, а дороги заросли и за много лет стали непроходимы, что, однако, не представляет особой беды, поскольку урочище совершенно необитаемо — не считая всё тех же лисиц и мелкого зверья.)

Все эти страшные истории по дороге из Цанъюаня нам пересказывал Ким, который вдоволь их наслушался, пытаясь нанять коляску до Цинбао. Разумеется, самое дальнее, куда нас соглашались отвезти, — это Солан. Это, впрочем, было кстати: хотя моя покупка была улажена ещё в областной столице, нелишне было встретиться с местным префектом, приятным молодым человеком по фамилии Дэн, и подтвердить все необходимые детали. В конце концов, волею губернаторской канцелярии я становился не просто владельцем Цинбао, но получал полномочия сродни судейским — с правом разбирать гражданские тяжбы и регистрировать браки, смерти и рождения. «У лисиц, разумеется, у кого же ещё!» — смеялся Дэн, вручая мне печать на чёрном шнуре. И никого, похоже, не смущало, что я пока что живу на Дуншане и даже состою там на государственной службе.

Из Солана мы тем же днём кое-как добрались до хутора у самой границы «проклятых мест». Хозяин — человек по имени Оуян Шутай, крепко сбитый мужчина лет тридцати с открытым, жизнелюбивым лицом, — после недолгих переговоров обещал нам ужин и ночлег, а наутро — пару носилок и четверых батраков.

За столом вдобавок к вину и копчёной курице мы получили новую порцию рассказов о происках духов. И хозяин, и его жена, и слуги, приносившие и уносившие снедь, считали своим долгом высказаться по части привидений и вспомнить пару-тройку ужасных и таинственных смертей различной давности. Попутно хуторянин присматривался к нашей компании и, хотя я старался держаться попроще, определил меня как главного, так что мои спутники получили на ночь две комнаты на всех, а я — целый флигель, пусть и небольшой, в западной части крестьянской усадьбы, куда Оуян проводил меня самолично.

— Бездельники-слуги поздно вспомнили о жаровне, — извиняющимся тоном сказал он, пропуская меня вперёд. — Боюсь, спальня ещё не прогрелась.

Но внутри было тепло. Я удовлетворённо отметил и идеальную чистоту, и при всей скромности убранства — некую претензию на вкус: репродукция картины Хань Хао, фарфоровый подголовник, бронзовая курильница-цветок на ночном столике и даже резной книжный шкаф, пусть и с дешёвым ксилографическим «народным чтением». Вероятно, здесь останавливались циские чиновники, объезжая окрестности с земельной инспекцией. За одного из них меня и принял хуторянин — и удивился, узнав, что перед ним новый владелец Цинбао.

— Вы что же, и поселиться там намерены? — спросил он, осторожно зажигая курильницу.

В комнате разлился сладкий аромат благовоний.

— Затем и е́ду.

— Недоброе это место, сударь, ох, недоброе, — протянул хуторянин в который раз за вечер. — Как-то на вас посмотрит дядюшка Ван?

(Это, надо полагать, душегуб и подлец Ван Шифан.)

Оставив мне горящий светильник и пожелав спокойной ночи, Оуян удалился, а я наугад взял с полки книгу — переложение историй о Змеином князе, — рассчитывая почитать перед сном. Но лишь в очередной раз убедился, что подобные издания, в отличие даже от чуть более дорогих, отпечатаны из рук вон плохо и уж явно не предназначены для ночного чтения. Вверху каждой страницы красовались сюжетные эстампы — тоже не лучшего качества, но всяко лучше текста, от которого просто кровоточили глаза, — и я переключился на них, благо история была мне известна. Взгляд то и дело скользил поверх листа и при слабом, неровном свете мне казалось, что на дальней стене, рядом с дверью, я вижу лицо: тёмные глаза под густыми, тяжёлыми бровями, широкий приплюснутый нос и искривлённые в злой усмешке губы. «Как-то на вас посмотрит дядюшка Ван?»

Стало очень неуютно. Комната прогрелась уже очень хорошо, но меня пробил озноб. Я закрыл книгу и переставил светильник на другое место. Тени в комнате легли иначе, но лицо никуда не делось и даже не сменило очертаний. С тростью в руке (теперь я доверял ей больше, чем рапире) я подошёл к стене. Вблизи не было ничего похожего на очертания, которые я видел с постели. Вернувшись к кровати и вновь посмотрев на стену, я отметил, что лицо исчезло.

— Что, генерал Ван? — спросил я. — Полюбовались на меня — и будет?

Вдруг дверь неслышно сдвинулась в сторону. Мне не хватило секунды, чтобы выпустить ядовитую стрелу в дверной проём — удержала смешная сейчас мысль, что против настоящего привидения стрела едва ли поможет. И хорошо, что удержала: на пороге стоял Ким. Увидев, что я не сплю, он прошмыгнул внутрь и так же бесшумно закрыл дверь за спиной.

— Извините, что не постучал, — шёпотом сказал он.

— В чём дело? Я уж решил, что вы призрак или разбойник.

— Вы тоже это почувствовали? — спросил Ким, пристально глядя на что-то позади меня.