Тодор Кондов - Передает «Боевой»

Гешев помнил номера и даты приказов о его назначениях, особенно первого: номер 288 от первого августа 1925 года. Шестнадцать лет пролетело с тех пор. Восемь из них, по его мнению, прошли впустую из-за бездарных шефов отдела «А». Он ехал к царю, а его мозг систематизировал все, что запомнилось из всех его операций против коммунистов. Гешев собирался потребовать у царя неограниченные полномочия, чтобы завершить борьбу со своими врагами. Потому что лучше узнал силу коммунистов, теперешнее состояние дел в царстве. Потому что всегда все трезво оценивал и ничего не преувеличивал.

Царь встретил полицейского в парке дворца. На сей раз, это редко случалось, царица тоже оказалась здесь. Она сидела под тентом веранды в своем роскошном послеобеденном платье. С нею была одна из дам ее свиты.

Гешев низко поклонился царице.

Она сложила руки на раскрытой книге и смотрела на него, прищурив глаза. Высокий широкоплечий мужчина. Продолговатое смуглое лицо. Широкие брови, тяжелая челюсть. В глазах — решимость. Царица боялась его, но верила ему. Где-то в глубине души она чувствовала, что он труслив: трусы всегда видят себе подобных.

— Господин Гешев, я хотела знать ваше мнение и нарушила распорядок своих занятий, чтобы вместе с царем выслушать вас.

Борис молча усаживался в кресле. Нетерпеливо указал Гешеву на кресло напротив. Он разозлился: этого полицейского нужно научить приходить, если не в выутюженном костюме, то хотя бы в чистой сорочке.

— Садитесь, друг мой, садитесь, — пригласила царица, и как только гость выполнил приказание, отвела взгляд от его рук. Она вспыхнула от возмущения: этот мужлан не привел в порядок ногти.

— Я хочу воевать, господин Гешев. Мне же со всех сторон докладывают, что армия заражена, больна.

Гешев не подтвердил это, но и не отрицал:

— Ваше величество, я доложу все по порядку. И попрошу развязать мне руки, если сочтете, что я прав.

Борис снял руки с подлокотника кресла и опустил их.

— Если это будет иметь смысл, развяжу, господин Гешев.

— Покорнейше благодарю, ваше величество. Еще двадцать второго июня я решил собрать в концлагерях самых авторитетных коммунистов. Три четверти из них уже скрылись. До сих пор мне удалось изловить только часть из намеченных мною. Скверно поступили господа офицеры: не разрешили мне арестовать коммунистов в воинских частях. Относительно большинства из них у меня самые обычные сомнения, но все они — бомбы замедленного действия. В государственном аппарате также много коммунистов. На этот счет у меня имеются точные данные.

Царь вскочил и начал ходить взад и вперед по террасе.

— Что вы делали до сих пор, господин Гешев? Спали?

— Никак нет, ваше величество. Боролся со своими коллегами за право громить коммунистов, за свободу действий. А в это время красные…

— Гешев! Предоставляю вам свободу действий! Если потребуется, засадите за проволочные заграждения миллион. А мне хватит остальных! — кричал царь.

— Я могу усмирить их, но упущены годы, и для этого потребуется время.

— Гешев, я хочу воевать!

— Ваше величество, только не сейчас. Я в первую очередь выведу из строя Военную комиссию ЦК коммунистов. Она имеет связи абсолютно со всеми частями армии. На то, чтобы пресечь их, потребуется год.

— Комиссия? Чья комиссия? Как вы сказали, Гешев?

— Центральная Военная комиссия при ЦК Болгарской рабочей партии (коммунистов). Она создана во время революционных событий и действует по принципу полной конспиративности и секретности. Коммунисты правильно оценивают обстановку: их люди в частях фактически превращают всю нашу армию в ненадежный инструмент. Если армия отправится на фронт до того, как мы произведем чистку, она разложится за двое суток. Это будет крах, государь!

Борис дышал тяжело. Йоанна, прищурившись, улыбалась.

— Господин Гешев, уж не хотите ли вы сказать, что мы царствуем, сидя на раскаленных углях? — спросила Йоанна.

— Вовсе нет, ваше величество. На мощном граните, но с подкопами, и к тому же минированными. Я вытащу взрывчатку, заложенную под трон династии, ваше величество.

— А что же мне ответить фюреру, Гешев? — спросил Борис.

— Скажите ему о коммунистах. Он тоже боится их. Но фюрер оказался умнее и расправился с ними в два счета. Там не жалели крови.

Борис нервно рассмеялся:

— Мне предлагают роль доброго царя, царя-миротворца.

— Это умно! Но только не мешайте мне!

— Хорошо, хитрец! — Борис вскочил. — Я буду добрым царем, а ты, скрываясь в моей тени, будешь моим подлинным образом. Хорошо. Если бы Иван Вылков был так умен, как ты. Слышишь, Гешев? Я говорю на «ты». Бурбонский герцог, принц Сакс-Кобург-Готский, потомок Людовиков и двоюродный брат Габсбургов, я — наследник Асеновцев [8] Асеновцы — царская династия в Болгарии до порабощения ее турками. — Прим. ред. .

Как только Борис начинал перечислять все свои титулы и свою родословную, он становился нестерпимо смешным и жалким. Полицейский знал, что это — выражение абсолютного доверия, и понимал, что назревает момент, когда этот паяц с длинными титулами подпишет указ о назначении Николы Гешева премьер-министром.

Наступило время определить конечную цель. Борис ему верил. Большего и желать он не мог. А война против России с такой армией. Да это же идиотизм! После первого же сражения Болгария превратится в вулкан, а вопрос кто кого станет ясен только после окончания германо-русской войны.

Это событие предшествовало войне на целых пять месяцев.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Снять наручники!

Арестованный тяжело вздохнул, помял натертые до крови руки и рухнул на стул.

— Оставьте его у меня!

Охранник знал, что это означает.

— Принести ведро воды, господин начальник?

— Иди спать, — Гешев ухмыльнулся. — Я сам.

Они остались вдвоем в большой полутемной комнате. Арестованный — с беспомощно раскрытым, как у рыбы, ртом и полными ужаса глазами. И Никола Гешев — человек, о котором было известно, что он обладает большей властью, чем премьер-министр и парламент, вместе взятые. Полицейский, который мог снять телефонную трубку и бесцеремонно позвонить Богдану Филову или любому другому министру, как это часто он и делал:

— Господин премьер-министр, я отменил ваше приказание. Да. И не позволю. Хорошо, объясню потом.

Арестованный смотрел на его большие руки с короткими скрюченными пальцами, на его мрачное, ничего не выражающее лицо. Этот человек не так давно поделился с директором полиции: «Я уже знаю, как ломать кости и не умерщвлять».

Этот человек начинал допросы со страстью садиста.

Арестованный зашевелился под гнетущим взглядом Гешева, предложившего ему сигарету:

— Закури, цыпленочек! В связи с твоим арестом у вас теперь паника. Все идет правильно. Я прибегнул к этому приему, чтобы избавить тебя от подозрений и повысить твой авторитет. Ты верно пронюхал. Никола Йонков Вапцаров не только писатель. Он еще встречается с большевиками, с членами ЦК партии. Тебя теперь отправят в концлагерь, и ты там немного похлопочешь.