Тодор Кондов - Передает «Боевой»

— Из любопытства.

Зачем объяснять ему, что в длительной борьбе с церковью он выучил наизусть многие строки псалмов. Его познания в области теологии были оружием, стрелявшим метко.

— Это псалом Миктама Давидова, когда Саул вел стражу, чтобы убить Давида.

— Что? Что? — уставился Гешев на старика. — Что ты там бубнишь о Давиде и Сауле?

— Ничего. Так начинается псалом. — Голос старого учителя стал твердым. Гешев облокотился на свой письменный стол, словно не смея остановить старика. — Я перескажу тебе его вкратце. Избави меня от врагов моих, бог мой; избави меня от деятелей беззаконий… потому что они ловят мою душу… и не помилуй никого из льстивых преступников… Они воют как псы и ходят вокруг города… уничтожь их гневом, уничтожь, чтобы никогда больше их не было…

— Послушай, — зашипел Гешев и нажал кнопку звонка, — если этого в Библии нет, я лично займусь тобой, — и громко крикнул вошедшему полицейскому: — Принеси мне Библию! Возьми у дежурного.

Старый учитель показал место. Суеверный Гешев с волнением следил за скачущими буквами. Потом бросил Библию на стол. Потрясенный и на какое-то время потерявший уверенность, он закричал:

— Приведите того! Того…

Полицейский не решился бы устроить встречу отца с сыном, если бы знал коммунистов немного больше. Он хотел сломить молодого, лишить его иллюзий в отношении снисходительности к близким.

Дед Никола мог даже улыбаться — силы дли этого нашлись. Он казался спокойным больше, чем сам мог допустить. Он мог внезапно упасть, настолько сильную слабость испытывало его сердце. Мог расплакаться как ребенок. Однако стоял у стены молчаливый, гордый, торжественный.

Эмила внесли на носилках. Левая рука его была забинтована.

Двое полицейских подняли Эмила и усадили на стул. Он повернулся и сквозь пелену увидел окровавленное лицо отца, Гешева с его немигающими неопределенного цвета глазами.

— Зачем вы мучите старого человека? — спросил Эмил. Он хотел нарушить зловещую тишину, чтобы придать сил отцу и успокоить себя.

— Я собрал вас, чтобы вы договорились между собой и помогли мне, — глухо прозвучал голос Гешева. Ему послышались нотки страха в голосе Эмила. — Старик, скажи ему пять слов, чтобы образумить… иначе на ваших глазах я переломаю кости и сыну, и твоему внуку.

Старик от этих слов весь сжался. Пошатнулся. Но потом снова выпрямился.

— Ничем не могу вам помочь. Эмил знает, как вести себя в полиции и чего это будет ему стоить.

Гешев нервно комкал какую-то бумагу. Помолчав, властно махнул рукой и крикнул:

— Вынесите сына!

Полицейские положили арестованного на носилки.

— Без церемоний! — приказал Гешев. — Господин коммунист может…

Дед Никола увидел, как сын его встал словно мертвец. Отцу показалось, что сын никогда больше не попадет во власть земного. Что смерть уже вырвала его из жизни, но он не подвластен забвению, ему предстоит столько дней, сколько отсчитано человечеству.

— В добрый час, Эмил Попов, — прошептал дед Никола. Разбитые пальцы попытались сжаться в кулак, но не смогли.

— Вышвырните эту тряпку! Пусть сдохнет дома! Здесь ему делать нечего! — распорядился Гешев.

Старика вывели.

Обессиленный полицейский опустился на стул. Закурил. Он понимал, что успех его проблематичен, поскольку люди, втянутые в поединок с его полицией, быстро не сдадутся. И вообще, можно ли считать, что он победил их. Ведь уничтожение не означает победы.

— Послушай, Павлов, — приказал Гешев одному из своих заместителей, — вместе с Секлуновым изучите документы об убийстве Сотира Янева. Хочется думать, что удар даст свои плоды. Поговори с Делиусом, пусть продолжают прослушивать эфир.

— Господин начальник, разрешите спросить.

— Нечего спрашивать, Павлов. У меня в руках один из главных. Другого заберу завтра вечером. Вот и все. Попутно поймаю мелкую рыбешку. А может, попадется что-нибудь покрупнее.

— Разрешите… Вы чего конкретно хотите от них, господин начальник?

— Хочу вызвать страх. Полагаю, что к страху у них примешивается угроза и вера, и угрожают они не напрасно. Слышал, возьмешь Секлунова… На сей раз хочу победы. Большой победы. Один только шаг — и я достигну желанных высот.

Заместитель щелкнул каблуками.

Начальник остался в кабинете один. Поразмыслив, решил начать допрос Эмила. Он знал одну его слабость и решил сыграть на этом.

Во внимание было принято абсолютно все. Даже возможная попытка оказать помощь своему другу со стороны ударной боевой группы. Один слесарь изготовил ключ к замку входных дверей. Третий день телефон не работал. Секлунов со своими мастерами преследования не спускал глаз с доктора. Все вокруг Пеева было настолько запутано, настолько связано одно с другим, что каждое новое движение могло ускорить его арест. Гешев хотел, чтобы события развивались в соответствии с его приказом. Для него ликвидация группы означала одну сотую успеха. И все-таки в точности удара таился родничок надежды, что в борьбе с советской разведкой он хоть в одном пункте добился победы.

Директор департамента государственной безопасности Павел Павлов хотел своими глазами увидеть, как оборвется нить. Гешев остался доволен. Значит, господин начальник, отделение «А» — начало и конец полиции. Все остальное ерунда. И когда тот предоставил в его распоряжение свою машину, он позлорадствовал: Павлов ищет повод участвовать в дележе добычи. Но его величество был настолько любезен, что спросил о новостях не его, а Гешева. Новость уже не была тайной.

Машины прикрепили к бригаде опытных агентов. Одна за другой они мчались по темным улицам. Полицейские молчали. Не было исключено, что те, что убили генерала Лукова и Сотира Янева, охраняют доктора Пеева.

Секлунов за пять минут до отправки группы сообщил по телефону, что в квартире все, как обычно. Подозрительных лиц нет.

…Агент осторожно открыл входную дверь. Гешев остался на лестнице на тот случай, если будут стрелять из прихожей.

Четыре агента бесшумно проникли в квартиру. Двое других остались у дверей.

Один осторожно открыл дверь в жилые комнаты.

В полутемном холле никого не оказалось. Из двери кабинета доктора пробивалась узкая полоска света. Из спальни тоже.

Вошли еще два агента. И тотчас же первые трое распахнули двери кабинета, а другие трое — двери спальни. С лестницы пришли и остальные из отделения Николы Гешева. Они разошлись по соседним трем комнатам и кухне.

Доктор Пеев поднял очки на лоб. Лицо его покрылось капельками пота. Руки неподвижно лежали на листе бумаги, покрывавшем письменный стол.

Секлунов, стоя над ним, бросил:

— Если шевельнешься…

— Не вижу в этом смысла, господа.

Агент подал знак. Те двое, что встали по разным сторонам от Пеева, бросились на него и надели наручники. Поставили к стене.