Павел Автомонов - Ледовый десант

Удивительно… — произнес задумчиво Манштейн, подняв голову и уставившись в свой родовой герб, на котором подстриженный пудель замахнулся мечом в сторону востока.

— Удивительно, что эти Петренко и Горбачева вылезли из яра живыми, — подхватил Вассерман. — Но наша контрразведка знает свое дело. Донесение у нас.

— Да, наша немецкая контрразведка работает безукоризненно, — все так же задумчиво сказал фельдмаршал, кивая головой. — Думаете, этот документ составлен в одном экземпляре?

— Может, и не в одном. Но Киев еще наш! А подпольщики пишут с такой уверенностью, словно Ватутин уже взял город и большевики вообще победили в этой войне.

— Где сейчас шпионка? — как бы между прочим спросил Манштейн.

— Ее допрашивают о сообщниках с помощью собаки, выдрессированной на специальной ферме-псарне.

— Специальная собачья ферма? — поднял удивленные глаза на Вассермана Манштейн. И тут же с безразличием добавил: — Хотя мне нет до этого дела. Я человек военный.

Зазуммерил телефон. Манштейн взял трубку. Звонил генерал-полковник Гот.

Вассерман вышел.

— Добрый вечер, — поздоровался Манштейн. — Что нового у вас?

— На киевском направлении Сороковая и Двадцать седьмая армии генералов Трофименко и Жмаченко начали наступательные действия на Букринском плацдарме.

— Снова старое, — кивнул Манштейн. — Ничего нет удивительного. Скоро праздник большевистской Октябрьской революции, и они хотят отметить этот день еще одним наступлением с Букринского плацдарма, обреченным на провал.

— Так точно, господин фельдмаршал! — согласился генерал Гот.

— Вы знаете, что я вас ценю как стратега, как теоретика, как истинного солдата! — воскликнул Манштейн и умолк, иронично усмехнувшись.

— Слушаю вас, мой фельдмаршал! Готов оправдать себя на посту командующего Четвертой танковой армией!

— У вас разведка поставлена на должную высоту?

— И разведка, и контрразведка, господин фельдмаршал.

— В течение последней недели разведка не засекла никаких перемещений танковых сил? — спросил Манштейн. — Это я говорю к тому, что генералы Жмаченко и Трофименко ведут бои на Букринском плацдарме малым количеством танков.

— Их танки, как корабли, заякорились в оврагах под Зарубенцами, о чем доложила наша авиаразведка сегодня после обеда. На плацдарме им ведь не развернуться! Я еще в своей статье писал…

— Да. Я знаю, господин Гот. Вы писали: «Для танков захват плацдарма не является самоцелью. Важно захватить те плацдармы, которые дадут возможность продолжить наступление с наименьшей потерей времени…»

— Именно так, мой фельдмаршал! Там же я еще писал: «По маршу моторизованной части, осуществляемому колонной, можно судить о дисциплине особого склада и способностях командиров…»

— Глубокомысленные слова, подтвержденные вашей практикой, господин Гот… Вам уже известно, что на Первом Украинском фронте сейчас находится представитель Ставки маршал Жуков. А Ватутина и я, и вы, господин Гот, знаем еще с Дона и по операции «Цитадель».

— Так точно! У нас достойные противники. Но немецкая командирская школа лучшая в мире.

— Командирская школа лучшая в мире, а немецкая армия непобедимая. Поражений у нас нет. Есть только потерянные победы.

— Крылатые слова, мой фельдмаршал!

— А теперь еще раз о ситуации под Киевом. О том, что наша контрразведка работает прекрасно, свидетельствует досье у Гиммлера на всех советских генералов, офицеров, возможно, и на большинство солдат. Это факт… А не могла ли наша контрразведка проворонить, пропустить что-нибудь из приготовлений фронта генерала Ватутина к двадцать шестой годовщине Октябрьской революции? Вы же знаете, что большевики спокойно не могут встречать свои праздники.

— Вон вы о чем! — воскликнул Гот, поняв, что беспокоит Манштейна. — Ничего подозрительного на Букринском плацдарме не произошло. Разве что были дымы над Днепром в ясную погоду. Русские ремонтировали разбитые нашей авиацией переправы через реку. На железной дороге, ведущей к Дарнице из Брянска и Харькова, никакого оживления не наблюдалось. Так что обстановка и на северном Лютежском плацдарме та же самая, что и неделю и две назад. Сталин не давал никаких подкреплений Ватутину.

— Тогда я спокоен, — сказал Манштейн.

— Да, господин фельдмаршал, будьте спокойны. Танки, тяжелые орудия — не иголка в стоге сена…

— До свидания, Гот!

— Спокойной ночи, мой фельдмаршал.

Однако ночь на третье ноября у Манштейна была неспокойной. Сон не приходил. Мозг угнетало какое-то недоброе предчувствие. Фельдмаршал считал причиной тревоги и волнения сообщение полковника Вассермана о захваченной связной партизан. Ему виделась залитая кровью земля, шевелились полуживые люди.

В одной яме, которую партизаны называют в документе Бабьим Яром, он видел вместе с киевскими евреями и моряков-севастопольцев, и матросов с Днепровской флотилии. Эти Петренко и Горбачева считались трупами, а… выползли.

Зачем генералу Шаблию собирать такие сведения? На каком основании бандиты-партизаны посмели назвать третьим в списке самых злостных военных преступников в Киеве, на Украине его, командующего группой армий «Юг» фельдмаршала Манштейна? На каком основании агенты Москвы в тылу немцев утверждают, что он будто бы давал санкции на массовые казни, на поджоги и грабежи? Его обязанность — воевать с Красной Армией. Он такой же солдат, как и генерал-фельдмаршал Паулюс. Только в плен никогда, ни при каких обстоятельствах не сдастся…

Манштейн вспомнил, как въезжал в Варшаву на белом коне. В своих приказах он уже хотел было подписываться двойной фамилией Манштейн-Левинский. Но побоялся гнева Гитлера — фюрер ненавидел поляков, все польское, славянские и польские фамилии, оканчивавшиеся на «цкий», «ский», «евич».

Вспомнил победный бросок через Арденны. А летом и осенью сорок первого года — поход 56-го танкового корпуса к Ленинграду и Новгороду.

Генерал-лейтенант Ватутин задержал тогда стремительное продвижение корпуса. А тут еще новое горе — погиб девятнадцатилетний сын Геро, служивший в 51-м танковом гренадерском полку 18-й дивизии.

Год спустя снова пришлось встретиться с Ватутиным, теперь уже на Дону. Фюрер приказал танковой группе «Дон» деблокировать сталинградское «кольцо». Не получилось. Помешал опять Ватутин.

Весной 1943 года он с генералом Готом подарили Германии Харьков и Белгород. И это после поражения в Сталинградской битве. Какая дорогая победа! Но летом и она оказалась утраченной, потому что фюрер не отозвал больше из Франции и Бенилюкса дивизий.

И вот осенью войска Ватутина снова встретились с армиями Манштейна, на этот раз на Днепре. Те же противники — потомок древнего рода пруссаков, пятидесятишестилетний фельдмаршал Манштейн и сорокалетний генерал армии Ватутин, сын бедняка, внук русского солдата, воспитанник советских воинских школ и академий. Кто из них теперь одержит победу?..