Павел Автомонов - Ледовый десант

У немецкого командования были основания не нервничать. На позициях, что замыкали Букринский плацдарм, Манштейн сосредоточил 18 пехотных, 5 танковых и 2 моторизованные дивизии.

После рокировки танковой армии и сосредоточения артиллерийского корпуса прорыва на Лютежском плацдарме соотношение сил изменилось, особенно в танках и орудиях, в пользу 1-го Украинского фронта. Но 4-ю армию Гота обслуживало 700 самолетов, да и маневрировать он мог еще тремястами танками и самоходками. Поэтому надо было действовать на Букринском плацдарме, чтобы приковать к себе главные силы немцев.

Ватутин вздохнул: «А полковник Сильченко предлагает еще и третий плацдарм — острова на южной окраине Киева. Удалось бы батальонам перерезать шоссе Киев — Пирогов — Кагарлык!»

Николай Федорович волновался. Еще бы! На его плечах такой груз. Но ничего, выдержит. Плечи у него крепкие, солдатские. Он твердо стоит на земле. Никаким вышколенным в кадетских и гренадерских корпусах манштейнам и готам не сбить его с ног.

Перед глазами командующего предстала его мать Вера Ефимовна.

«Мама! Ты уже проснулась, не спишь. Всю жизнь ты привыкла вставать чуть свет, чтобы успеть похозяйничать во дворе, в хате, а потом засесть за любимый ткацкий станок и ткать полотна и рядна, лучше которых не было не только в селе Чепухино, но и во всем Валуйковском районе. Сейчас, наверное, вспоминаешь своих сыновей-воинов — пехотинца Афанасия, артиллериста Павла, танкиста Семена и меня, командующего 1-м Украинским фронтом. Нелегко в окопах Афанасию — он повредил себе грудь еще до войны, когда упал с дерева. И Павлу и Семену тоже нелегко. Но труднее всего, мама, наверное, все-таки мне. Ведь я отвечаю за тысячи солдат. Сколько их сегодня погибнет? Сколько будет раненых? Этого никто не знает. Но потери будут. И немалые. А я хочу, мама, всей душой хочу, чтобы меньше легло костьми людей на берегах Днепра, под Киевом в этой баталии… Милая моя Танюша! Ты сейчас, конечно, спишь. Что снится тебе в эту предутреннюю пору?..»

Ватутин не уловил момента, когда гул бомбардировщиков и штурмовиков вдруг усилился, стал грозным, зловещим. От мыслей о матери, жене его оторвала вспыхнувшая в небе ракета.

Началось…

Загрохотали тысячи орудий, минометов и «катюш». Вокруг стало светло, как днем.

Николай Федорович потер озябшие руки.

«Вот такую бы силу артогня в оборонных, тяжелых боях на южном фасе Курской дуги четыре месяца назад! Тогда бы немцы выдохнулись намного раньше».

В памяти всплыл недавний разговор на совещании командования фронта. Генерал-полковник Москаленко предложил сконцентрировать на шестикилометровом отрезке, где будет осуществляться прорыв, до четырехсот и даже более орудий на километр, не считая минометов и «катюш». Такой плотности артиллерии еще не знала военная стратегия в годы Великой Отечественной войны. Маршал Жуков высказал опасение: не рискованно ли оставлять остальные восемь километров фронта только с одной девятой частью орудий? Но Москаленко верил в свой замысел. Поверил в него и он, Ватутин. Поддержал Москаленко. Встал, сказал: «Надо всегда делать то, что противник считает невозможным. Сбитый с толку враг — это заявка на успех. А от внезапного удивления до испуга — один-два шага. Суворов учил своих военачальников: кто испугался, тот уже наполовину разбит!..»

Ватутин поднес к глазам бинокль. Над немецкими позициями то и дело вспыхивали огни. В воздух взлетали обломки дзотов, дотов, блиндажей.

Николай Федорович улыбнулся. «Что, товарищ Сталин, теперь опять скажете по телефону, что Ватутин и Жуков не знают, где у них «правая сторона», а где «левая»? Наша тактическая ошибка уже превращается в победу не только в битве за Киев, но и в стратегическую победу на всем Правобережье Украины».

Над обороной немцев появились краснозвездные штурмовики и бомбардировщики.

— Настал твой черед, товарищ Красовский, — прошептал Ватутин. — Доканчивай то, что не удалось артиллеристам. И начнем штурм.

Ватутин спустился в траншею и направился на КП, где его ждали сообщения с передовых позиций.

Затихло.

Смолкли орудия. Улетели самолеты.

Заряжающий Андрей Стоколос взглянул на замкового Живицу. В ушах Андрея гудело и грохотало.

— Терентий! — крикнул он.

Но Живица не ответил.

«И этот тоже как тетерев», — подумал Андрей.

Он выпрямился. Болела спина, болели руки. Жгли кровяные мозоли. Поднял руки к губам, начал дуть на них. Глухота стала проходить. Андрей уже слышал грозное «Ура!» пехотинцев, которые пошли в атаку.

«Да, на совесть мы поработали, — вздохнул облегченно Стоколос. — Хорошо прошлись по вражеским позициям железной метлой».

Артиллеристы капитана Зарубы ждали, когда красноармейцы займут передовые рубежи немецкой обороны, чтобы перекатить орудия на новые позиции и оттуда поддерживать прямой наводкой пехоту.

На батарее, где служили бывшие пограничники Колотуха, Стоколос и Живица, появилась Маргарита Григорьевна.

— Кто тут ранен?

— Пока что нет таких. Вы бы шли на медпункт, — посоветовал капитан Заруба. — У нас есть санитары мужчины. Это и моя просьба, и хлопцев с заставы, и, я уверен, полковника Сильченко.

— Смотрите, — сказала в ответ Маргарита Григорьевна. — Пехотинцы уже достигли переднего края!

— О, действительно! Молодцы! — воскликнул Стоколос. — Сейчас нам снова придется поработать.

Танки батальона капитана Тернистого занимали исходную позицию — она находилась неподалеку от расположения артбатарей капитана Зарубы. «КВ» и «Т-34», казалось, плыли, то утопая в небольших низинах, то вновь показываясь на пригорках. На танках сидели мотострелки. Они что-то выкрикивали, подняв вверх автоматы.

Первым остановился «КВ» «Капитан Тулин», следом за ним — остальные машины. Надо было подождать, пока подойдут еще две танковые роты.

— Братцы! Да это же наши! На башне написано: «Капитан Тулин»! — закричал Колотуха. — Это танки комбрига Майборского!

К «КВ» подбежал Андрей Стоколос.

— Гнат! Привет! Не узнаешь?

Тернистый спрыгнул на землю, обнял Стоколоса.

— Здорово, дружище! Я знал, что ты где-то здесь. Везет нам. Уже второй раз за время войны встречаемся. То под Сталинградом, то вот теперь под Киевом.

Андрей отступил на шаг, окинул взглядом фигуру Тернистого.

— Ты такой важный, уже капитан.

— А что? — улыбнулся Гнат. — Чуть было даже не женился на девушке с Черниговщины. С первого взгляда влюбился. Зиной звать. Обязательно женюсь, как только вернусь с войны. А у тебя есть девушка?

— Только что с нею говорил. Видишь вон ту звезду? — Андрей запрокинул голову к небу. — То не просто небесное светило, то звезда моей девушки. И моя тоже — звезда Надежда. А остальные три уже погасли. Светает…