Рудольф Кальчик - Рукопожатия границ

— Снег у нас неплохой, — пробормотал Космач, и в его глазах загорелись неприятные огоньки. Он смерил Митренгу критическим взглядом с ног до головы. — Так, значит, вы лыжник? Хотите совершить лыжную прогулку? Ну что ж.

Он явно издевался над ним. Достаточно было иметь хотя бы некоторое представление о горном туризме, чтобы понять, что погода стояла отвратительная и о лыжных прогулках нечего и помышлять. Выпавшие в течение последних нескольких дней огромные массы снега едва держались на ледяном покрытии и грозили катастрофой неосторожным лыжникам. В довершение всего свирепствовали метели.

Однако, как я сумел заметить, насмешки Космача не произвели ни малейшего впечатления на Митренгу. Он взглянул на начальника заставы маленькими неподвижными глазами, выпустил клуб вонючего дыма и ушел, заложив руки за спину.

После ужина, войдя в комнату, отведенную нам для жилья, я застал его за странным занятием: он делал приседания на одной ноге. Митренга нисколько не смутился и продолжал свои упражнения. Он мог делать по пятнадцать — двадцать приседаний за один раз. В другое время я бы не сдержался от смеха, а сейчас молча разделся и лег спать. Спал я беспокойно. Долго не мог уснуть. Едва я начинал засыпать, как меня будили возбужденные голоса, топот кованых ботинок и лай собак. Однако усталость взяла верх.

Когда я открыл глаза, было уже светло. Я посмотрел на часы: семь. Кровать Митренги была пуста. Я вспомнил его вчерашние упражнения и ради смеха решил сделать несколько приседаний. У меня вышло только три. Я закусил губу и перестал улыбаться.

Злой я вышел в коридор. Повеяло морозным ветром. У открытого окна стоял в расстегнутой рубашке Космач и почесывал грудь. Издалека доносилось чье-то угрюмое бормотание.

— Лавины идут, черт побери! Это уже третья, — проворчал, обращаясь ко мне, Космач и показал рукой на снежное облако, катившееся по склону горы Томановой. — А ребята еще не вернулись, — добавил он мрачно. — В прошлом году в районе Пяти Озер троих засыпало.

Я подумал о Митренге.

— А где подпоручик? — спросил я с беспокойством.

— Взял лыжи и ушел.

— И вы его пустили? На лавины?!

Космач удивленно взглянул на меня.

— Он… на лавины? Туда его никто не посылал. Он поехал покататься по поляне. — Голос Космача звучал насмешливо, чуть ли не презрительно.

Я закусил губу. Действительно, стоило ли так беспокоиться о Митренге? Космач прав. Митренга поехал сам, по своей воле. Я понял горький упрек начальника заставы: Митренга мог и не ехать, а пограничники обязаны.

В десять часов возвратился наконец с перевала патруль, и все облегченно вздохнули. Ребятам на этот раз повезло. Лавина застала их на склоне горы Томановой. Все произошло молниеносно. Они услышали прямо над собой глухой грохот. Страшный порыв ветра сбил их с ног. Они прокатились несколько метров вниз по склону горы, причем некоторые при этом немного побились, а лавина прошла рядом с ними.

Все решили доли секунды. Еще немного — и они превратились бы в «снежных баб», как любил говорить Космач.

Взволнованные происшествием, мы забыли о Митренге. Только сев обедать, я обнаружил, что подпоручика еще нет.

Дежурный по столовой, увидев пустое место, спросил:

— А что, подпоручик не будет обедать?

Космач поднял свое заросшее лицо:

— Почему не будет?

— Он еще не вернулся, — пробормотал я.

— Как это не вернулся?

Космач отложил ложку.

Я молчал. Космач удивленно свистнул, но ничего не сказал. Я думал о том, что предпринять. Беспокойство мое росло. На улице началась метель. Что же, черт возьми, случилось с Митренгой? Он давно должен был вернуться. Он никогда не совершал дальних прогулок.

Я посмотрел на Космача. Тот спокойно доедал обед. Видимо, он не разделял моего беспокойства. Ведь он не знал Митренги.

Я взглянул на часы. Было около двух. Скоро начнет темнеть. Я поделился своими опасениями с Космачом и предложил выслать патруль на поиски.

— Вы думаете, он далеко забрался? — сказал Космач недоверчиво. — Что-то не похож он на храбреца.

Космач явно недооценивал серьезности положения. Но я решил не сдаваться и любой ценой убедить его начать поиски. Я рассказал ему о странностях Митренги.

— Это загадочный человек и безрассудный, — говорил я, умышленно сгущая краски. — Маньяк, страдающий снежной болезнью.

Кажется, мое сообщение произвело на Космача некоторое впечатление. Он обладал живым воображением. Он вспомнил, что вчера вечером Митренга изучал карту, проявляя особый интерес к Сивым Садам, излюбленному месту горнолыжников.

— Там его и надо искать. Черт возьми, не хватало еще хлопот, — и, озадаченно почесав затылок, встал из-за стола.

Спустя полчаса с заставы в направлении Сивых Садов отправился небольшой спасательный отряд. Чем больше я смотрел на усталые лица пограничников, которых лишили заслуженного отдыха, тем больше меня брала злость на Митренгу. Я стыдился за него и про себя проклинал его.

Прежде чем мы добрались до Сивых Садов, наступила темнота. Дул пронизывающий ветер, острые снежинки больно кололи глаза.

Мы облазили почти все лощины и впадины, кричали, жгли факелы — безрезультатно. Не было видно и следа Митренги.

Вернулись усталые около десяти часов вечера. Дорогой мы еще тешили себя надеждой, что, может быть, он тем временем возвратился на заставу. Однако его не было.

Мы не видели смысла в продолжении поисков ночью.

Впрочем, нельзя было забывать и о других обязанностях пограничников: Белый лыжник не давал покоя Космачу.

На следующий день мы пришли к выводу, что дальнейшие поиски лучше всего вести, разбившись на небольшие группы. Поскольку вчерашняя вылазка в Сивые Сады не дала результатов, мы решили распространить поиски и на другие районы. Каждая группа получила задачу прочесать ближайшие окрестности.

На сей раз не пришлось долго ждать. Уже в одиннадцать часов вернулась первая группа и привезла с собой… трубку Митренги.

Я помню, мы стояли словно окаменевшие, глядя, как вспотевший капрал вынимает из кармана этот маленький предмет. Мы чувствовали, что произошло несчастье.

И действительно, оно произошло. Из краткого рапорта пограничников вытекало, что на Пышнянском перевале они наткнулись на только что сползшую лавину. Поднимаясь по следу лавины, они нашли эту трубку. Она торчала в расщелине между двумя голыми скалами.

В мрачном настроении мы начали обдумывать это трагическое происшествие. Мы еще надеялись, а скорее всего, хотели надеяться на лучшее.

Посыпались догадки. Ведь Митренга мог потерять трубку до того, как обрушилась лавина, либо после того, как она прошла. Он мог, наконец, будучи сбитым с ног порывом сильного ветра, как вчера пограничники, скатиться по обрыву и лежать где-нибудь с переломанными ногами.