Н Жарков - Незримый фронт

Опять вышел тот, кто привез сюда Карбышева. Осмотрелся, послушал и направился в горы. Теперь ясно: скоро приведет гостей, которых мы с нетерпением ждем.

Незаметно пролетает ночь. Чуть забрезжил рассвет. Аширбек толкнул в бок:

— Смотри: идут трое.

На фоне блеклой полоски ранней зари появились зыбкие силуэты людей. Путники шли медленно, осторожно. Но как ни старались ступать тихо, пес учуял присутствие людей и стал рычать.

Стоило им скрыться в помещении, как мы быстро заняли позиции, облюбованные днем, — ближе к избушке. Теперь время потекло быстрее. Уже совсем рассвело, а гости продолжают отсиживаться дома. Что там? Почему не выходят?

Только в одиннадцатом часу на улицу вышел Карбышев в сопровождении пасечника. Потянулся и почесал затылок.

Все в порядке, можно выходить из засады.

— Как гости? — спрашиваю я Карбышева.

— Спят. Медовухи хватили. Теперь не добудитесь.

В избушке, разметавшись на нарах, спали трое. Еле разбудили одного из них и вывели во двор.

— Где оружие?

Вместо ответа он махнул рукой в направлении гор.

Подошел дед.

— Спрашивать у него бесполезно. Не очухался еще от медовухи, — сказал дед и добавил: — Можно оставить его здесь, в холодке, а я покажу вам, где спрятано оружие.

— Нет, дедусь, — ответил я, — хотя бы один из них, но нужен нам. Протокол должен подписать. Судить же их будут.

Километрах в двух от пасеки, в избушке, нашли винтовку, несколько экземпляров прокламаций, инструкций, приказов.

Увидев все это, дед всполошился.

— А где же такая коротенькая винтовка?

Гость нехотя ответил:

— У Глебова осталась.

При обыске у Дудукалова и Глебова нашли китайские деньги, удостоверения личности, мандаты, выданные русским «шанье» — старостой в Кульдже Вяткиным. Обрез оказался в головах у Глебова, на нарах.

Рассадив в разные стороны «гостей» и оставив их под присмотром пограничников, пошли с Аширбеком еще раз взглянуть на пасеку деда. Все равно днем не поведешь их по Лепсинску. Поползут слухи — не удержишь. Гадай потом, как они достигли ушей тех, кому и знать об этом нельзя.

Взглянул я на пасеку и опять вспомнил давние рассказы Карима. А ведь на самом деле места здесь красивые. Цветов сколько, луга какие… И тихо. Так тихо, что слышен полет пчелы, шорох жука, пробирающегося в траве, неосторожный шаг муравья, склонившего былинку до земли. Она даже скрипнула, задев за другую. Никак не верится, чтобы среди такой красоты гуляли злые люди с черными думами.

А закат здесь какой!

Медленно наплывают на горы вечерние сумерки, оттесняя все выше золотистые блики. И как только отсветы солнца уходят с вершин гор, все сразу погружается во тьму.

Поздно вечером, когда улицы Лепсинска опустели, вместе с арестованными мы отправились в комендатуру.

Большого труда теперь не составило узнать, где находится штаб «черных», место сбора, сколько эмиссаров бродит еще по селам и аулам.

Дудукалов и Глебов рассказали, что в Илийском округе Западного Китая и в Кульдже среди белой и новой эмиграции создана организация для борьбы против Советов в России. Называется она «Российская крестьянская партия». При ней «штаб черной армии». В задачу «черной армии» входило поддерживать силой оружия любое восстание, которое вспыхнет в пограничных районах Казахстана. Создал эту организацию Владимир Саянов-Заплавский — бывший офицер-колчаковец, бежавший в Синьцзян из Сибири в 1930 году. От белой эмиграции возглавили ее полковники Вяткин и Попенгут. Организация быстро росла.

С каждым часом «языки» становились разговорчивее, и все подробнее мы знакомились с положением дел в пограничных районах, где готовился крупный заговор. На вопрос Николаева: «Где сам Саянов?» — Дудукалов ответил:

— Это мне неизвестно. Знаю только, что он разослал своих сподвижников: Хлыновского — в Черкасское и Петропавловку, Кока — в Рубцовск, Елибаева Бориса — в Арасан, а нам поручено провести работу в Лепсинске, Андреевке и Байзереке.

Но Глебов оказался более осведомленным, чем его спутник. О Саянове он сказал:

— Вместе с группой вооруженных людей, человек двенадцать, он перешел границу по щели Большой Баскан и остановился в урочище Кара-Унгур. Здесь, как мне известно, штаб Саянова. Сюда мы, уполномоченные, должны были доставлять сведения о количестве подобранных надежных людей в селах и аулах, о созданных «комитетах самообороны»…

Дело принимало серьезный оборот, даже более серьезный, чем мы думали вначале. Нельзя позволить врагу гулять по нашей земле. Надо поймать и изолировать разных «уполномоченных». Саянова разбить, а лучше всего взять в плен со всем штабом.

Долго спорили у карты, предлагая различные варианты осуществления задуманной операции. Но Ахмет Исаев первый охладил наш пыл:

— Чтобы зайти в тыл и отрезать отступление Саянову, — сказал он, — нужно пройти через трудный Кень-Узень. Преодолеть осыпи, выйти через перевал Баскан и попасть в ущелье Большой Баскан. А этим путем еще никто из нас не ходил. Правда, пройти можно, если иметь хорошего проводника. К несчастью, его у нас нет. Есть второй путь: через перевал в Бараталинскую долину и по территории Китая выйти в верховья речки Большой Баскан.

— Они поступили хитро, — вставил свое слово Ставицкий, — выбрав местом стоянки Кара-Унгур. Попробуй подобраться к ним незамеченным.

Алма-Ата не разрешила нам идти через Бараталинскую долину.

Тогда Исаев предложил еще один вариант: группе разведчиков скрытно обойти урочище Кара-Унгур по малоизвестной тропе, которую знал один из проводников-охотников, выйти ближе к перевалу и перехватить пути отхода Саянова. Основной отряд спустя шесть часов после ухода разведчиков начнет движение прямо по щели на Кара-Унгур.

Этот вариант приняли. Группу разведчиков возглавил оперуполномоченный комендатуры Мурат Дельмухамедов. Основным отрядом поручили командовать Ставицкому. Комотрядникам села Покатиловка поручалось перекрыть все дороги, по которым уполномоченные Саянова могли пробраться к его штабу. Мне и Бадамбаеву — поймать Хлыновского.

Дельмухамедов Мурат.

Целые сутки ушли на поиски человека, который знал, где находится Николай Хлыновский. Это был близкий родственник уполномоченного «черных». Сколько мы его ни упрашивали показать место, где скрывается Хлыновский, он упрямо отказывался.

— Боюсь, — твердил «родственник», — узнают односельчане, жить не дадут.

Пришлось заверить его, что односельчане о его помощи нам не узнают. Он согласился на условие, что покажет нам только дорогу, по которой Хлыновского будет лично сам провожать до безопасного места. «А потом Николай должен уйти в горы, затем в Китай».