Аида Гюмреци - Алые маки на серых скалах

— Я всегда сожалею, что приходится тратить время еще и на сон. Досадное несовершенство природы, но, увы, мы не можем полностью его игнорировать! — Ленин безнадежно развел руками.

— Ты же сам говорил, что надо придерживаться режима, иначе расклеимся, — укорила его Надежда Константиновна.

— Верно! Только, Надюша, не «режима», а «прижима». Забыла, что ли? Но для этого нужна, конечно, постоянная тренировка. Я бодр, здоров! Кто может определить, сколько нужно сна, чтобы сохранить работоспособность? Вот ты у меня, пожалуй, опять переустала. Прости, сейчас, немедленно же приду и лягу!

Дзержинский и Камо знали, что Ленин переделал не только слово «режим» на «прижим», но и слово «устал» — на «переустал».

— Вы думаете, Ильич так сразу и уснет? По себе знаю, что нет, хоть и ляжет в постель. В таких случаях Ильич предпочитает всю ночь работать за письменным столом, — сказал Дзержинский Камо.

И верно. Пока друзья шагали по пустынным темным улицам Москвы — один в общежитие, а другой к себе, Ленин успел написать Надежде Константиновне записку и положил ее на видное место:

«Надюша! Прошу меня разбудить не позже 9 часов утра. Сейчас три. Я спать не могу. Вполне здоров. Иначе потеряю зря завтрашний день и останусь без налаженного режима».

И так всю жизнь! Он считал себя здоровым даже теперь, после ранения, когда все еще в теле сидели свинцовые пули. Ленин знал, что почти все члены Политбюро работают в небывало, неслыханно тяжелых условиях все двадцать четыре часа в сутки с напряжением всех душевных и физических сил, не считаясь ни с возрастом, ни со здоровьем. Эта болезнь называлась «советской».

Остаток ночи Камо не спал, а сидел в красном уголке общежития за столом, где записывал в блокноте свои соображения. Утро застало его за этим занятием. План, до этого казавшийся очень простым, на бумаге занял немало места. Едва дождавшись назначенного Дзержинским часа, Камо помчался к нему.

— Оперативность у вас, скажу я вам, превосходная! После такой тяжелой дороги — бессонная ночь! — Феликс Эдмундович потряс блокнотом Камо.

— Учусь у вас! — весело парировал тот.

— А все мы вместе у Ильича, — подхватил Дзержинский.

И оба засмеялись: Камо — громко, раскатисто, Дзержинский — сдержанно.

Затем они сели бок о бок за письменный стол и углубились в работу. Тщательно взвесили, обсудили все пункты и детали плана. Только один вопрос вызывал у обоих сомнение: проверка стойкости будущих бойцов отряда.

— Сам Ильич вчера сказал, что надо видеть человека глубже того документа, который удостоверяет его личность. А как увидеть? Человек ведь не прозрачный! Душу его так просто не разглядишь… — Камо вопросительно посмотрел на Дзержинского, а тот — на него, вполне понимая всю серьезность поставленного вопроса. Действительно, одна паршивая овца — и все стадо долой.

Несколько минут оба молчали.

— Совсем недавно был у нас такой случай, — заговорил Дзержинский. — Проверили мы очень нужную нам для раскрытия заговора в Петрограде женщину — учительницу, из бывших аристократок. Она вызывала у чекистов сомнение, так как в недавнем прошлом была накоротке кое с кем из офицеров армии Юденича и у нее могли сохраниться связи.

Устроили превосходную инсценировку! Довольно удачно по внешности и манерам подобрали чекиста, и он с письмом от известного ей лица, которого незадолго до этого мы арестовали — она об этом, естественно, ничего не знала, — отправился к ней домой. Весьма осторожно, представившись офицером Добровольческой армии, посланец вручил ей пакет, надписанный знакомым почерком. Ничто не могло вызвать опасения! Все было разработано детально, со всей тщательностью!

Она приняла нашего человека действительно за белогвардейского офицера и не только попыталась выгнать, но и, схватив письмо, тут же кинулась звонить по телефону в ЧК. Пришлось мнимому офицеру слегка применить силу, чтобы придать естественность создавшемуся положению. Женщина боролась, как львица, все-таки вызвала наших и вручила нераспечатанный конверт ЧК. Такому проверенному человеку нет цены! На него всегда и везде можно положиться.

— А потом женщина узнала о проверке?

— Ни в коем случае! Оскорбилась бы насмерть. При ней мы и арестовали «офицера».

— Да, есть над чем задуматься… Способ, я вам скажу, довольно рискованный!

— Однако верный. Теперь познакомьтесь, пожалуйста, с составленной памяткой для чекиста. Сядьте там, в сторонке, и читайте. Очень важно знать ваше мнение.

Кабинет Дзержинского был небольшой. Главное место занимал в нем письменный стол. На нем чернильный прибор, лампа, телефон. Рядом этажерка с книгами, журналами. Стопки книг были и на столе. В углу комнаты, за ширмой, виднелись кровать и умывальник. У окна — несколько кресел и маленький журнальный стол.

Камо придвинул одно из кресел к столу и углубился в чтение памятки.

«Чекистам надо иметь холодную голову, горячее сердце и чистые руки. Суровое наказание ждет тех, кто вздумает злоупотреблять предоставленными ЧК правами. За использование своего положения в корыстных целях виновные будут расстреляны. Каждый чекист должен помнить, что он призван охранять советский революционный порядок. Хранить, как зеницу ока, порученное ему дело, чтобы тайна, принадлежащая трудовому государству, не стала достоянием шпионов иностранных разведок. Быть выдержанным и стойким, уметь быстро ориентироваться, принимать мудрые решения. Работа в ЧК опасна: на каждом шагу ждут ранения, а то и смерть. И еще: работа в органах ЧК — это обязанность, которую возложила Российская коммунистическая партия на своих членов и которую необходимо было бы возложить на каждого, на всех честных граждан…»

Пока Камо читал, Дзержинский принял посетителей, переговорил по телефону, отдал распоряжения. Одновременно он бросал взгляд в сторону Камо.

— Вы уже по второму разу перечитываете текст. Там что-нибудь требует корректировки?

— Нет, Феликс-джан! Здесь все, что нужно. Только бы я переменил порядок перечисления правил.

— А именно?

— Пункт о том, что работа в органах ЧК опасна, поставил бы не предпоследним, а первым. За ним — пункт об обязанности, которую возлагает Российская коммунистическая партия. И так далее…

— От перемены мест слагаемых сумма не меняется, — засмеялся Дзержинский.

— Не говорите… Человек сразу должен знать, что идет на возможную смерть. Я лично так буду строить с бойцами свои беседы.

Во время разговора вошел секретарь и доложил о приходе вызванного в ЧК товарища.

— Пусть чуточку подождет, — сказал Дзержинский.

Камо торопливо встал.

— План организации Особого отряда надо перепечатать с нашими поправками, — сказал Дзержинский. — Затем представить его Ленину. Вы это и сделаете: он вас ждет.