Аида Гюмреци - Алые маки на серых скалах

— Кто, кто? — изумленно просил Ян. — Имя вроде иностранное?

— Еще бы… — засмеялся Разин. — Это же автор «Робинзона Крузо»!

— Тише, черти! Филипп остановился прямо на полуслове, — рассердилась Аня. — Разве можно так обрывать?

— Ну, Филя, заступница у тебя — всех отцов и матерей за пояс заткнет! Нечего теперь «в жилетку плакаться», что сирота… Да и сам во каким вымахал! — не унимался Аксенов-Разин.

Все засмеялись, а обветренное лицо бывшего моряка Балтийского флота зарделось. К этому здоровяку действительно не подходило жалостливое слово «сирота».

Однако Новиков по природе своей был очень уязвим и теперь, огорченный, без улыбки ждал, когда смолкнет веселый гогот.

Наконец, когда все утихомирились, Филипп продолжил рассказ:

— Я читать по-настоящему научился только по этой книге… А то на «азах» и «буках» все сидел! Я эту книжку «увел» у одной девочки: можно сказать, совсем ребенка, она, видите ли, пришла с матерью к хозяину моему нанимать подводу в отъезд и все прижимала к себе «Робинзона Крузо».

— Ну а как же ты сумел отобрать у нее эту книжку? — спросил Ян.

— Да я не отбирал. Больно жалостливая оказалась у нее душа. Хозяин мой имел привычку чуть что, подзатыльниками меня награждать. И тут он при ней, к чему-то придравшись, раза два прошелся по моей бедной головушке. А она, девчушка-то, чуть не в рев: с кулачками на него кинулась, а мне всунула в руку книжку свою драгоценную… Дескать, на, только не реви!

Как одолел я через силу этого Робинзона, так захотелось мне на волю. Хоть на необитаемый остров, только туда, где ни бога, ни черта! Свет велик, но на всем свете не было у меня ни одной родной души, к кому я мог бы приткнуться. А тянуло, тянуло к иным берегам! И поехал я, как Робинзон, к морю на «авось да вывезет». Многое сейчас вспоминается, многое забыто.

Рассказывая, Филипп все время обращался взглядом к Ане, будто одинаковые фамилии невидимыми нитями уже связывали их. Ван Ваныча это бесконечно трогало, но по характеру она была человеком суровым, сдержанным, поэтому внешне ничем не проявила свое сочувствие.

В отряде Камо вообще Аня Новикова с первых же дней завоевала авторитет своей принципиальностью и правдивостью.

— Аня прекрасный человек, она личность! — как-то сказал Роман Разин, который хорошо знал ее еще с кремлевских курсов.

— Счастливые вы с Новиковой! Часто видели Ленина! Мне думается, рядом с ним люди становятся лучше, чище! — с завистью воскликнула Ася.

Она была недалека от истины. Курсанты Кремля, особенно Аня Новикова, действительно олицетворяли своим образом мыслей и поведением ленинскую простоту, честность, чистоту, принципиальность.

Эту девушку с мужским прозвищем Ван Ваныч невозможно было склонить не только к малейшей лжи, но и даже к оправданной обстоятельствами небольшой неточности.

Как-то раз Ася была свидетельницей того, как Аня Новикова «отбрила», по ее выражению, одного товарища во время своего дежурства по общежитию.

— Ван Ваныч, кто бы меня из посторонних ни спросил, скажи, что я на срочном задании, ладно? — попросил Аню боец.

— Это что еще за новости? — нахмурила она брови.

— Понимаешь, Ван Ваныч! Обещался одному парню кое-что сделать, а зря. Не в силах я, а признаться ему в этом — совести не хватает.

— А совести врать человеку хватает? Кто он, этот парень?

— Да один из наших деревенских ходоков! К Ленину, видишь ли, рвется…

— Что же ты ему обещал? — Брови Ани уже сошлись на переносице.

— Да так, ничего особенного… — попытался отвертеться товарищ.

— А все же! Должна же я знать, на какую ложь ты меня толкаешь! — вышла из себя Аня.

— Да обещал перед Лениным словечко за него замолвить…

— Ты? Разве Ленин тебя так близко знает?

— Близко — не близко, а видеть его не раз видел на больших митингах… А однажды он у нас на заводе выступал. Захотел бы — за руку с ним поздоровался!

— Хвастунишка, вот ты кто. Небось в письмах домой врал, врал… Терпеть таких не могу. Но и врать тоже не позволю! Я сама дорогу твоему ходоку покажу. Владимир Ильич еще никому в приеме не отказывал! Ишь, личный секретарь какой у Ленина объявился… А насчет меня — запомни: Новикова кривить душой ни по какому случаю не будет. Ясно?

Парень озабоченно почесал голову. Ему было и стыдно и досадно.

— Вот что, Ван Ваныч, ты все же вникни: в деле, что у моего земляка, Ленин не поможет. Тот сын известного на селе кулака. Таких мы с тобой в семнадцатом немало с седла посшибали…

— Ах вот как! Значит, на самотек пускаешь? Ответственность с себя снимаешь? Тогда вместе с тобой пойдем к коменданту Кремля Малькову, и все ему расскажешь. Либо твой ходок друг Советской власти, которому надо помочь, либо — враг, которого надо разоблачить.

— Ну, Новикова, с тобой свяжешься! — в сердцах сказал товарищ и посмотрел ищущими сочувствия глазами на молчаливую свидетельницу этой сцены Асю.

Та целиком была согласна с Новиковой, чья завидная прямолинейность ей нравилась.

— Ты знаешь, Аня права: или твой земляк достоин помощи, тогда помоги ему! Или он враг — тогда разоблачи! Середины тут не должно быть! — твердо высказалась Ася.

Тут уж не только парень, но и сама Новикова с удивлением посмотрела на Асю, будто увидела ее впервые. И это потому, что та разговаривала со всеми мягко, предупредительно. Короче — «интеллигентно». А тут?

— Ты меня своей «интеллигентщиной» с толку не собьешь, — часто в споре с Асей говорила Новикова. — Для меня политграмота одна: правда, справедливость, беспощадная борьба с врагами за волю, за равенство всех трудящихся на земле. Ясно?

Аня знала, что Ася окончила курсы красных комиссаров, имела немалый опыт агитационно-массовой работы…

Но Папян, как утверждала она, еще «пороху не нюхала», кремлевским курсантом не была… Не бегала, как Новикова, разгружать на товарных станциях вагоны, не участвовала в облавах, не исполняла поручений ЧК… Короче — по всем пунктам пока уступала своей подруге…

Но в то же время Аня Новикова все, что делала, не считала особой заслугой. Этого требовало время. И точка.

И сейчас Аня и отряд ее товарищей были готовы выполнить то, что требовало время, что требовала Революция.

Положение на фронтах гражданской войны резко ухудшилось. Враг все туже и туже сжимал кольцо, приближаясь к Москве с юго-востока и юга… Опасность для столицы возрастала.