Аида Гюмреци - Алые маки на серых скалах

Когда взаимное знакомство закончилось, Роман с гордостью воскликнул:

— Гляньте, товарищи, ведь у нас настоящий молодежный союз национальностей, вот что такое наш Особый отряд! Смотрите, девятерым из нас не более двадцати лет, четырем — от двадцати до двадцати пяти, только остальным четырем более двадцати пяти. Здорово? Теперь дальше: среди нас пять русских, три грузина, три армянина, два белоруса, два латыша, один украинец, один чуваш. Во! Нарочно такое разнородье не придумаешь…

— Неуч ты, Аксенов, хоть тебе двадцать один год, ты с семнадцатого член партии и даже рабочий, самый передовой класс на земле! Нет такого слова — «разнородье». Есть большевистское слово «интернационал», чуешь? — строго спросил Филипп.

Все засмеялись, но Роман был не из таких, чтобы смутиться.

— Ладно уж тебе, Филя… Кстати, для кого я, может, еще и Аксенов, но для тебя — Разин! Слыхал ведь, что сам Камо мне эту кличку дал!

— Пусть Разин. Но это не меняет дела с интернационалом. А что касается Фили, то мне это имя с детства оскомину набило. Не люблю его. Ребята, зовите все меня просто Иваном, а?

Каждый весело стал придумывать себе кличку. Однако Камо, подняв руку, призвал всех к порядку и провел короткую беседу о целях и задачах отряда. Он должен вести в тылу врага подрывную работу, обманывая неприятеля, заманивая его главарей в ловушки, чтобы выведать планы, чтобы обезвредить. Камо подчеркнул, что решают успех верность делу, сметливость, решительность, бесстрашие каждого.

Встреча закончилась песней. Роман — первый из всех заводила — сильным приятным голосом запел «Смело, товарищи, в ногу», и все, в том числе Камо, дружно подхватили ее. Потом последовала другая, третья. И наконец, прозвучало «Эх, яблочко», которую завел Новиков, — оказалось, это его любимая с флота песня…

В этот день Камо выдал каждому из бойцов талоны на получение одежды из закрытых распределителей.

— Выбирайте вещи понарядней. Чтоб и духу не стало гимнастеркам, кепкам, кожаным курткам, красноармейским брюкам! — сказал Камо. — Девушки должны выглядеть, как богатые светские барышни, парни — соответственно. Ясно? А уж короткий ваш ежик, Новикова, придется спрятать под парик. Действуйте!

На складе, куда пришли камовцы, было полным-полно буржуйского тряпья. Так что каждый имел возможность выбрать одежду не только по своему размеру, но и по вкусу.

И девушки принарядились: кто в шелк, кто — в бархат и кружева. На ногах теперь вместо грубых солдатских сапог красовались изящные ботинки на высоких каблуках. Подобрали и пальто с модными шалевыми воротниками. И кокетливые шляпки. А на коротко стриженные волосы Ани Новиковой надели очень красивый светлый парик.

Ася, уже обладательница знаменитого манто — подарка Лазьяна, — выбрала себе шелковую кружевную блузку с широким воротником и синюю шерстяную юбку клеш. К ее черным волосам, зачесанным наверх, хорошо подошла черная фетровая шляпка с белой в крапинку лентой.

Когда все предстали перед Камо в новом виде, тот одобрительно хмыкнул:

— Великолепно! Недаром говорят, что встречают людей по одежке. Кто, глядя на вас, усомнится, что вы дворянские выскочки — сыночки и доченьки? На худой конец — за купеческих сойдете… Но это лишь полдела. Ведь другая часть пословицы гласит: провожают-то по уму! — Камо интонацией особо подчеркнул последние слова. — Думаю, что вам понятно, о чем речь? С этого момента вы должны тщательно следить за собой, чтобы естественно играть свои роли.

— «Назвался груздем — полезай в кузов»… Так, что ли, товарищ Камо? — спросил Разин.

Товарищи засмеялись. Однако Камо оставался озабоченным.

— Вот именно! Вы — бойцы невидимой, очень опасной для врага армии. Но не забывайте, что и враг имеет такую же армию, которая ходит под нашей пролетарской личиной. Сами в этом убедились! Распознать и обезвредить противника — вот наша задача.

Асю удивили парни… Переодетые в новые, с иголочки, штатские костюмы из дорогого материала и накрахмаленные воротнички и манжеты, в модные шляпы и блестящие ботинки — они стали похожими на холеных буржуйских отпрысков. Так преобразила их одежда…

Но и парни вдруг заметили, что девушки, оказывается, красавицы! Сапоги и гимнастерки как-то ставили девчат в один ряд с мужчинами. Теперь же бросились в глаза и маленькие изящные ножки, и цвет волос, и цвет глаз.

— Ого, Ван Ваныч в женском наряде стал совсем неотразим, — искренне любуясь ею, всплеснул руками Роман.

— К черту! — вспылила Новикова. — Не для того я пулемет изучала, чтобы в мамзелях ходить!

— Боишься потерять с таким трудом завоеванное равноправие среди нас, мужчин? — съязвил задетый ее вспышкой Роман.

Камо, сам будучи человеком высокой нравственности и моральной чистоты, сразу оценив обстановку, произнес самые нужные в тот момент слова:

— Нам сейчас, товарищи, не до лирики. Никаких ухаживаний! Крепкая, целомудренная братская дружба должна укреплять наш союз. Вы все — коммунисты и должны помнить свой долг перед партией и народом.

— Какой же это волевой, собранный, хорошо знающий свое место в жизни, свое назначение в ней человек! — с восхищением воскликнула Ася, когда Камо вышел из комнаты.

— Человек как человек, — подмигивая товарищам, подтрунил Роман Разин.

— Нет! Нет! Это необыкновенный характер! — распалялась девушка.

— Ася права. Характер у Камо такой, что он всем — земляк. Понятие «родина» для него не земля, а люди на земле, их судьбы! — поддержал Асю Ян.

— Ну, насчет того, что Камо всем земляк, это ты врешь, братец. Пролетариям — да, а врагам народа — сам враг, — вступил в разговор Филипп.

Со дня организации Особого отряда прошло совсем немного времени, однако Ася так привыкла к своим товарищам, будто знала их сызмальства. Очень разные по характерам и привычкам бойцы серьезно и вдохновенно готовились к своей будущей работе. Все эти молодые коммунисты казались Асе особыми, неповторимыми людьми. Все их взгляды на жизнь, их поступки были подчинены главной идее: беззаветному служению революции. Личной семейной жизни, а также каких-либо развлечений для отряда в этот период не существовало. Только вечерами, после утомительных занятий, все любили вместе усесться за «круглый стол», как говорил Роман, и повести задушевный разговор. Больше всего о том, что каждый оставил позади: теперь это у всех вызывало щемящую тоску. Пора детства и юности, как бы тяжело она ни складывалась, сейчас, с расстояния, казалась прекрасной!

— Рос я в обидах и горе, и быть бы мне богобоязненным фанатиком, если бы не случай, — как-то рассказал о себе Филипп Новиков. — Сколько разговоров велось о боге в доме моего толстосума-хозяина, вы и представить не можете! С каким остервенением клали богу земные поклоны, с каким страхом говорили о черте и дьяволе, об аде, пугая нас, горемык-батраков, чтобы поменьше ели и были чисты на руку… Верите, бывало, шагу не сделаю, чтобы не вспомнить о всевышнем! Будто тот ходил за мной по пятам и высматривал, высматривал, что я положил в рот, что в карман. А уж как часто я жаловался богу на обиды и просил заступиться за сироту! Так бы мне и пропадать в этом убожестве, если бы не Даниель Дефо.