Холли Блэк - Малефисента. Сердце вересковых топей

Поэтому, когда Ален попросил Фиору сделать для него кое-что, она согласилась не раздумывая. Например, бросила Авроре словечко-другое про принца Филиппа во время верховой прогулки по лесу. Постоянно восхваляла перед ней своего брата. Уговаривала Аврору выбрать своим партнером на первый танец именно Алена. При этом леди Фиора искренне верила, что всего лишь помогает Авроре и Алену понять, что они созданы друг для друга и что вместе им будет хорошо.

А еще она надеялась не только поддержать брата, но и заставить его обращать на нее больше внимания. Дело в том, что, хотя Ален и привел ее ко двору, хотя и просил иногда походатайствовать за него среди придворных, но большую часть времени брату было не до нее. Ален становился все более раздражительным и все сильнее замыкался в себе – если не считать постоянных встреч с глазу на глаз с лордом Ортоланом. Он довольно резко осаживал сестру, если та пыталась влезть в его дела. Ну, а когда Ален не беседовал с лордом Ортоланом, он предпочитал одиночество. Несколько раз Фиора замечала, что брат посреди ночи выходит куда-то, но, когда попыталась спросить его об этом, он ничего не объяснил и только накричал на нее.

«Похоже, он без ума от Авроры», – решила для себя леди Фиора и удвоила свои попытки свести королеву и брата.

Фиора с нетерпением ждала праздника, но, когда он настал, ее настроение начало меняться от плохого к ужасному. Ален потребовал – не попросил, а именно потребовал! – чтобы она сказала Авроре, что принц Филипп уехал к себе в Ульстед. При этом он крепко схватил сестру за запястье и посмотрел ей в глаза так, что она даже испугалась. Но поручение брата показалось Фиоре очень важным, и она, как всегда беспрекословно, исполнила его.

Сказав Авроре то, о чем просил брат, она увидела, каким сделалось выражение ее лица, и сразу пожалела о сделанном, только было уже поздно.

«Ну что ж, – мысленно пыталась убедить себя леди Фиора, что все сделала правильно. – Аврора любила принца. Они были близкими друзьями. Ей, должно быть, неприятно и больно узнать, что Филипп уехал, – но должен же был кто-то сообщить ей об этом, правда? Так почему не я? Зато теперь для Алена дорога к ее сердцу расчищена».

И все же, глядя в спину уходящей Авроре, Фиора не могла забыть вцепившихся мертвой хваткой в ее запястье пальцев Алена, не могла забыть отчаяния, которое прочитала в его глазах. Это воспоминание еще больше испортило ей настроение.

С сильно бьющимся сердцем леди Фиора отправилась во дворец и поднялась по винтовой лестнице к комнатам принца Филиппа.

«Я только взгляну, чтобы самой убедиться, что он действительно уехал», – убеждала она себя, не желая задумываться, почему, собственно, это вызывает у нее сомнения.

Она действительно ожидала, что комнаты принца окажутся пустыми, но, когда пришедший слуга открыл дверь, выходя из них, леди Фиора, успев мельком заглянуть внутрь, к своему ужасу, обнаружила, что в углу комнаты все еще стоят дорожные сундуки принца, а на его столе лежат книги. И шпага стоит прислоненной к комоду. Если Филипп уехал, то почему он оставил здесь все свои вещи? И уехал ли он вообще?

Фиора пыталась найти всему этому какое-то объяснение. Понимала, что должна пойти к Авроре и сказать... Но что она должна ей сказать? Нельзя же бросать тень на своего любимого, обожаемого брата, правда?

Нет, никак невозможно.

Все, что попыталась сделать Фиора, это отговорить Аврору от желания пуститься в погоню за Малефисентой. А когда из этого ничего не вышло и Аврора уехала вместе с Аленом, Фиора начала испытывать жгучее чувство вины.

Что-то было не так во всем этом деле с исчезновением Малефисенты и Филиппа, очень не так.

Той же ночью леди Фиора, у которой был свой ключ от комнат брата, отправилась туда. Ей сразу бросился в глаза свежий след от удара клинком на дверном косяке, и Фиора задумчиво провела по нему пальцем. Внутри, в комнате, она увидела на ковре кровавое пятно.

Но брат не был ранен, это Фиора знала совершенно точно, потому что видела его перед самым отъездом. Но если Ален был цел и невредим, то кого же тогда ранили в его комнате?

Охваченная ужасом, Фиора подошла к столу, надеясь найти там ответ на появившиеся у нее вопросы. Но здесь лежали только письма и записки – самые обычные деловые, скучные. В большом гардеробе и на прикроватном столике царил полный порядок. Леди Фиора уже повернулась, собираясь уходить, но тут ее взгляд задержался на одной из картин возле кровати Алена: она криво висела на стене.

Фиора подошла, чтобы поправить ее, и тут в ее голове молнией сверкнула мысль.

Фиора не стала поправлять картину, а, наоборот, сняв ее со стены, положила на кровать изображением вниз.

За веревочки, на которых подвешивалась картина, была засунута пачка писем, написанных рукой лорда Ортолана – леди Фиоре его почерк был хорошо знаком. Она развернула самое верхнее письмо и начала читать, чувствуя, как с каждой секундой, с каждой новой строчкой у нее холодеет все внутри.

«Если бы Стефан не объявил, что он будто бы покончил с Малефисентой, наследником короля Генри стал бы ваш отец, – читала она. – Помните об этом, когда будете убивать ее. А если тот парень увяжется следом, убейте и его тоже...»

В ту ночь Аврора, завернувшись в свой прорезиненный плащ, лежала возле костра, слушая, как потрескивают в нем головешки, и крутилась с боку на бок на жесткой земле. Аврора была уверена, что после исчезновения ее крестной и принца Филиппа она не уснет, но накопившаяся усталость взяла верх, и глаза у нее закрылись как-то сами собой.

Авроре снилось, что она бродит по лесу, над ним встает золотая заря, а на зелени поблескивает иней.

Она шла все дальше, хрустя опавшими листьями, и наконец пришла к тому месту, где вчера остановился и прыгал Диаваль. Теперь на этом пятачке, тесно сгрудившись, сидели вороны. Много воронов.

Очень осторожно, крадучись, она стала приближаться. Вокруг в лесу тоже стояла глубокая тишина.

Завидев ее, вороны загалдели сразу в десятки глоток. А за их блестящими черными спинками Аврора увидела бледную высовывающуюся из только что разрытой земли руку.

– Крестная! – закричала Аврора, бросаясь вперед.

С громким хлопаньем крыльев вороны одновременно поднялись в воздух. Аврора упала на четвереньки. Тело было зарыто совсем неглубоко, можно сказать, просто присыпано землей, и Аврора принялась ее яростно разгребать.

Принц Филипп лежал в напряженной, неестественной позе. Просто спящие так не лежат. Его холодное на ощупь лицо было обращено к небу. Кожа принца сделалась голубоватой, похожей по цвету на снятое молоко, особенно вокруг рта и глаз. Его светло-каштановые локоны все еще блестели, хотя и были запачканы грязью. Утренний солнечный свет золотил его ресницы. Принц лежал неподвижно, как лежат мертвецы.