Барбара Нейгауз - Радиосигналы с Варты

Глядя на Андре, Макс тоже начал есть. Когда он увидел, что поленница, отделявшая их от всего мира, выросла до потолка, он хотел было возмутиться, но хладнокровие друга сдержало его. Он мысленно разозлился на самого себя за то, что не сможет даже оказать сопротивление, если гитлеровцы появятся здесь. Чтобы заняться хоть чем-нибудь, Макс вынул перочинный нож и начал ковырять им дырку в стенке сарая. Он работал на совесть до тех пор, пока дыра не превратилась в щель, через которую можно было вести наблюдение. В щель была видна часть двора, по которой бегали куры, даже угол огорода, в котором отливали желтизной листья огурцов и белели кочаны капусты.

Как ни мало видел Макс через проделанную им щель, это все-таки в какой-то степени отвлекало его. Вскоре он начал различать и звуки: мимо проехала телега, слышались детские голоса. Чуть позже откуда-то с запада донесся грохот и поглотил все остальные звуки. Андре решил, что это летят английские или американские бомбардировщики, так как зенитки лаяли без малейшей передышки.

Макс ничего не ответил на замечание Андре. На него так подействовал этот самолетный гул, что ему ужасно хотелось вскочить на ноги и опрокинуть ненавистную поленницу. Ему казалось, что здесь он вот-вот может задохнуться. В отчаянии он прижался лбом к стене и даже застонал в бессильной ярости.

— Прекрати! — Железная рука Андре легла на плечо Макса. — Возьми себя в руки, или мне придется привести тебя в чувство оплеухой.

— Я хочу выбраться отсюда.

— Держи себя в руках! Если, конечно, хочешь жить.

— Я не могу сидеть в этой мышеловке, ты понимаешь?!

Гул самолетов послышался с новой силой. Из-за сильного тумана бомбардировщики летели на большой высоте и были недосягаемы для гитлеровских зениток. Вскоре их гул стал слабее. Временами он прерывался взрывами, от которых содрогалась земля.

Андре схватил своего радиста за плечо и не отпускал его.

— Когда ты, собственно, узнал, что не можешь переносить бездействие? То, что нервы у тебя на пределе, для меня не новость. Об этом мы уже говорили. Откровенно говоря, я удивлен: важно не то, смогу ли я полностью заменить тебя, меня сейчас больше интересует, когда ты начнешь бороться со своими слабостями.

— Прости меня, — еле слышно пробормотал Макс.

— Ты сам должен взять себя в руки. Представь, что твои лучшие друзья годами сидят в тюрьме, или мысленно решай какие-нибудь математические задачи. Сам заметишь, что тебе больше помогает. Стыдно не испугаться, а опозориться. — В полумраке Андре протянул Максу что-то и сказал: — Вот возьми съешь.

— Ты так разговариваешь со мной, будто я трус. — С этими словами Макс взял сухарь и начал его есть.

— Ничего удивительного нет: все люди могут испытывать страх. Важно то, как они его преодолевают.

— А ты как?

— Раньше я, как и ты, боялся всего. Потом меня послали в США на работу, и там мне часто приходилось быть одному. Я как бы привык к страху. — Андре потряс термос, в котором еще оставалось немного кофе, и протянул его радисту со словами: — Мне приходилось сидеть и в более тесных норах. Здесь не так уж неуютно. Я, например, гораздо больше теряюсь в лесу. В нем я себя как-то не очень уютно чувствую. А ты разве этого не заметил? Это уже сила привычки: я ведь, так сказать, разведчик городской.

Не очень легко было Андре сделать это признание, однако он сознательно пошел на этот шаг, чтобы показать Максу, что и у него есть слабые стороны. Этот прием удался, и скоро Макс успокоился.

Облава, прокатившись через Люблинец, приближалась к той части окраины, где находились Андре и Макс. Друзья слышали рев автомобильных моторов, людские крики, доносившиеся откуда-то от соседей, плач детей. А спустя некоторое время во дворе священника послышался топот солдатских сапог. Еще минута — и в сарай вошли двое. Включили карманные фонарики и «прощупали» метр за метром весь сарай и всю поленницу. Макс и Андре затаились, боясь пошевелиться, чувствуя, как сердце бьется у них где-то в горле. Спустя минуту, которая показалась им бесконечно долгой, свет фонариков погас. Когда фашисты выходили из сарая, один из них с такой силой хлопнул дверью, что весь сарай, казалось, заходил ходуном.

— Ушли. — Андре громко вздохнул и поставил автомат на предохранитель, а затем прислонил его к поленнице. — Скоро мы сможем выйти отсюда.

Как только грузовики с фашистами уехали, во дворе установилась тишина. Прошел час, другой, а осторожный священник все не шел и не шел. Наконец загремел засов, и друзья услышали детский голосок. Мысленно оба чертыхнулись по адресу хозяина, который мог допустить такую глупость. Макс мгновенно уперся обеими руками в поленницу и с такой силой нажал на нее, что она развалилась.

— Друзья! Вы живы? — вдруг услышали они голос Сроки, и тут же он сам раскинул руки в стороны, улыбаясь во весь рот…

— Как дела? Что случилось? — перебил его Андре. Эти вопросы мучили его со вчерашнего дня.

Радость в глазах Сроки сразу же угасла. Закрыв дверь сарая, он снял фуражку. Сначала он вытер лоб рукавом, потом вытащил из кармана несвежий носовой платок. Судя по всему, ему нужно было время для того, чтобы сказать то, что он хотел.

— Я, как видите, здесь, а вот нашего подразделения больше не существует.

Все сразу же стало ясным.

— А откуда ты узнал, что мы здесь? — спросил Андре.

— Я встретил Викторию. — Срока скомкал платок и засунул его в карман. Устало окинув взглядом обрушившуюся поленницу, он сел на первую попавшую чурку и сказал: — Виктория поручила мне передать вам, что сын мельника Эдвард приехал сегодня в Люблинец, чтобы забрать Андре. Он проскользнул через все заслоны, но до вас так и не добрался, так как здесь как раз рыскали гитлеровцы. Как только кончится налет, вы должны немедленно прибыть на мельницу. И не только потому, что там вас ждут товарищи, просто здесь вам оставаться никак нельзя, вы должны уйти отсюда хотя бы на время. Эдвард так и сказал. Я согласен с ним. Но есть и другие причины. — Срока прокашлялся. — Виктория считает мельницу очень ненадежным местом, так как там жило слишком много нелегалов. Она считает, что вам снова лучше поселиться у повитухи. У нее гитлеровцы ничего не нашли, следовательно, эта женщина вне всяких подозрений. В крайнем случае можете поселиться у железнодорожника Моравца. Поступайте, как сочтете нужным. Я вас предупредил, а теперь мне пора исчезать.

— Спасибо, что ты пришел к нам. Подожди еще немного. Вот сигареты, закури. А кусок хлеба для тебя у нас найдется. — Андре старался подольше задержать поляка, понимая, что тот, собственно, для них единственный источник информации. — Что с Тадеушем? Расскажи, а уж потом пойдешь.

— Ну, я тогда еще одну сигарету выкурю. — Срока снова закурил, тем более что собственный табачок у него кончился сутки назад. Он рассказал, что в последний раз видел Тадеуша в Дроневичках.