Барбара Нейгауз - Радиосигналы с Варты

Однако Антони, сын мельника, думал по-другому. Он считал, что теперь самое время заполучить такую бумажку, позже просто будет поздно.

Патриоты отнюдь не сочли его просьбу излишней. Они прекрасно понимали, что очень многим обязаны семье мельника. Отточив карандаш, Эрнст написал:

«Настоящим удостоверяется, что трое членов Национального комитета «Свободная Германия» из группы «Андреас Хофер» с 23 сентября по 17 октября 1944 года жили и работали на мельнице Роха Курпирца, откуда в силу обстоятельств были вынуждены перебраться на новое место. До дня ухода все трое пользовались всяческой поддержкой самого мельника и членов его семьи».

Подписав бумажку, Эрнст протянул ее сначала Вилли, а затем Фрицу, после чего еще раз перечитал текст. Мысленно он представил себе, как части Советской Армии будут освобождать эти места. А когда советские солдаты придут на мельницу, какой-нибудь офицер возьмет в руки эту бумажку, с недоумением повертит ее в руках, потом отдаст переводчику, и оба они будут удивляться тому, что здесь, на мельнице, скрывались трое немецких патриотов. Эрнст так живо представил себе эту картину, что тут же решил дописать еще одно предложение, — попросил советского командира, которому попадет в руки эта записка, сообщить о ее содержании в штаб партизанского движения.

Под вечер Эрнст составил очередной отчет для ЦК на случай их гибели, где написал, что они до последнего дыхания честно выполняли свой долг. Записку эту положили в бутылку и передали Антони, чтобы он зарыл ее за домом.

Юлиан сказал:

— В Дралине немцев нет, Штудент о вас извещен. Пошли, я вас к нему проведу.

Элизабет Штудент сразу же поняла, каких людей привел к ней в дом Юлиан. Оказавшись под крышей, Эрнст, Вилли и Фриц, казалось, сразу забыли обо всех трудностях, связанных с четырехдневным переходом в район Верхней Силезии. Хозяйка дома видела перед собой троих измученных мужчин, похудевших от недоедания и недосыпания. Поэтому она и слушать не хотела о том, что их вполне устроит сарай с сеном. Она настояла на том, чтобы они расположились в комнате, и сразу же пошла заваривать крепкий чай.

Хозяин дома поставил на стол две бутылки с водкой. Он предложил тост за здоровье гостей, и за скорейшее окончание войны, и за справедливый мир, который в конце концов должен наступить на этой земле. Говоря о войне, хозяин имел в виду не только боевые действия на фронтах, но и классовые битвы пролетариата, забастовки, репрессии, реакции против собственного народа и тому подобное. Это был умный человек, много думавший о главных движущих силах мировой истории, в ногу с которыми он хотел идти. Вопросы, которые он задавал гостям, требовали немедленного ответа, и очень скоро в комнате завязался оживленный разговор.

К чаю хозяйка подала черный хлеб, сало и колбасу. Она сказала, что во дворе все спокойно. С того времени, как за день до этого мимо них проехала целая колонна жандармов и гитлеровцев, стало даже свободнее дышать. Все сели за стол, тем более что время приближалось к завтраку.

Сначала разговор зашел о воздушных налетах и о том горе, которое постигло Черного. Затем Эрнст рассказал хозяевам о последних событиях в Люблинце, о которых те знали только по дошедшим до них слухам. Когда хозяин выслушал его рассказ об ужасах, которые натворили гитлеровцы в городе, он наполнил стопки еще раз, но на сей раз руки его сильно дрожали. Выпили уже без тоста.

— Ни в сарае, ни в хлеве вам жить не придется, — неожиданно заявила хозяйка без всякого перехода. — Посидите немного, я сейчас застелю постели чистым бельем.

Однако патриоты, отвыкшие от таких условий, начали энергично отказываться, и больше всех старался Фриц.

— Вы напрасно спорите: моя Элизабет не терпит возражений. — Хозяин с улыбкой перевел взгляд с Фрица на свою жену. — Кто с ней не согласен, тому трудно приходится. Как-то она везла на ручной тележке оружие и боеприпасы для солдат Армии Крайовой, сверху все это было прикрыто мешками. По дороге в Люблинец остановил ее один полицейский, который хотел проверить, что она везет. Сначала она обозвала его зеленым дураком, а когда это не помогло, прямо на улице отвесила ему оплеуху. После этого он поскорее пропустил ее без проверки.

— Мы с мужем служим в Армии Крайовой, оба числимся в отряде Тадеуша, — с гордостью пояснила хозяйка, а затем рассерженно добавила: — Как он мог допустить, чтобы фашисты разбили всю его группу? Тут что-то не так! Попался бы он мне в руки!

Лицо у женщины раскраснелось, глаза горели негодованием. Она была полна энергии и оптимизма. Во всех практических вопросах она сама главенствовала в семье, а ее симпатичный муж не препятствовал ей, и это шло только на пользу их браку. Все в их доме так и сверкало чистотой, хозяева были дружелюбны и приветливы.

Гостеприимство хозяев пришлось патриотам по душе. Пока они спали, хозяева старались не шуметь и оберегали их сон. Когда пришло время задать корм скотине, хозяйка разбудила пятнадцатилетнюю дочку и послала ее во двор покараулить. Со двора хорошо просматривалась вся улица.

Перед рассветом Вилли и Фриц проскользнули на гумно, откуда намеревались провести радиосеанс связи с Центром. Однако слышимость оказалась плохой, в наушниках что-то трещало и визжало, и Фриц опасался, что все это связано с неисправностью его рации. Фрица охватило сильное раздражение: надо же, чтобы такое произошло как раз тогда, когда им срочно нужно связаться с Центром и сообщить туда обо всех переменах. Самолет с Большой земли, видимо, уже готов к вылету, а двое парашютистов наверняка сидят на своих вещах, с нетерпением ожидая отлета.

Вилли, как мог, утешал радиста. Он сказал, что, возможно, Макс уже известил обо всем Центр, а если нет, то завтра утром они будут у Анатолия и передадут радиограмму через него.

Фриц нервничал, ругался. Он вспомнил о резервной рации, которую они спрятали в сарае у Прандоха. Может быть, фашисты ее не нашли?

Во дворе они столкнулись с Йозефом Штудентом, который попросил их зайти на минутку в кухню, где на плите уже дымился вкусный ароматный суп.

Хозяйка сразу же разлила суп по тарелкам и положила на стол хлеб.

— Вас, пока вы находились на гумне, совсем не было слышно, — с удивлением заметил Штудент. — Тише вас и хорошо выдрессированный пес не просидел бы. Если бы не Эрнст, который лежал на своей постели, я бы мог подумать, что вы все ушли.

— Ушли, даже не поблагодарив? — удивился Фриц. — Как же нехорошо вы о нас думаете!

— Да, так вы поступить не могли, но иногда такое исчезновение — самое лучшее. Большинство групп, которые у нас жили, так и уходили: ночью придут, а утром их и след простыл.