Барбара Нейгауз - Радиосигналы с Варты

Увидев на просеке хромого мужчину, Андре и Невойт сначала приняли его за Вилька. Но это был не Вильк. Выяснилось, что пришел мужчина вовсе не из Лебков. Сев на пенек, незнакомец начал что-то объяснять, быстро говоря по-польски. Из общего потока слов они поняли только то, что он считает их партизанами и сам он тоже партизан. Невойт сразу же послал за Эрнстом и Фрицем, которые, как он думал, должны были посмотреть на пришельца и помочь понять его.

С большим трудом, объясняясь частично по-польски, частично по-немецки, разговор наладили. Хромой признался, что ему строго-настрого приказано не раскрывать себя и не заводить разговор о Шарове. В самом начале Хромой изложил свою легенду, с помощью которой надеялся снискать доверие советских партизан. Он заявил, что является руководителем небольшой партизанской группы, которая якобы располагается лагерем на этой вырубке. Затем он осведомился, не нужна ли советским партизанам его помощь. У него, например, имеется великолепная кухня, которую он охотно готов предоставить в распоряжение партизан. Проговорив это, Хромой жестом показал на три высокие сосны, образующие своеобразный треугольник, который возвышался над остальными деревьями.

Невойт кивнул и усмехнулся: дело в том, что партизаны и без этого объяснения давно заметили место кухни и доложили об этом своему командиру. По справедливости следовало сказать, что выбрано место было довольно удачно, так как высокие ели рассеивали дым костра и вместе с тем, подобно дымоходной трубе, выводили его высоко вверх. Неподалеку от трех сосен партизаны увидели несколько куч. Опустившись около одной из них на колени, Хромой, разрыв землю руками, вытащил два чугуна и одно ведро, предложив их партизанам в качестве кухонной посуды.

Однако, по мнению Невойта, без помощи Хромого партизаны не смогли бы приготовить пищу на этом очаге.

Хромой поспешил заверить партизан в том, что все будет в порядке, и начал перечислять возможности раздобыть провизию. Прежде всего, по его словам, кое-что из продуктов можно достать в лавке соседнего села. Правда, гитлеровцы прогнали настоящего хозяина этой лавки, поляка, и лавка сразу же попала в руки торговца-немца. По словам Хромого, этому торговцу, как и другим немцам, посягнувшим на польское добро, со временем придется расплатиться за это. В немецких лавках продукты продаются только немцам и только за германские марки. Продукты в такие лавки завозятся время от времени, так что трудно сказать, что именно и в каком количестве есть в лавке в настоящий момент.

Хромой сказал, что не исключена возможность достать целую свинью. При этом он сослался на практику, получившую широкое распространение у гитлеровских чиновников и офицеров, многие из которых отдавали тому или иному польскому крестьянину поросенка на откорм. Некоторые из них хоть что-то платили этому крестьянину, но таких было мало. Немцы считали, что польский крестьянин должен был радоваться, потому что это освобождало его от несения других, более тяжелых повинностей и даже репрессий. Когда поросенок превращался в хорошо откормленную свинью, крестьянин посылал немцу по почте открытку, тот приезжал и забирал свинью. Если же крестьянин оказывался патриотом, то он одновременно извещал об этом и партизан, которые успевали забрать свинью раньше, чем появлялись фашисты. Это была вторая возможность приобрести мясо для партизан.

Существовала и третья возможность. Неподалеку от леса находился хутор, принадлежащий одному немцу, у которого работали польские крестьяне и военнопленные. Хозяин хутора обогащался за счет войны, так как хозяйство его размещалось на польской земле, а военнопленных он использовал как бесплатную рабочую силу. Немец страшно разбогател, влияние его в округе выросло. Однако начиная с лета немец почему-то потерял всякий интерес к приумножению своего богатства. По ночам он теперь не спит, часами ходит по дому, и можно подумать, что совесть не дает ему покоя.

— Предполагаю, — продолжал Хромой, — что он просто-напросто боится. Но все это мы узнали, разумеется, не от него самого. Он бы нас выгнал к чертовой матери или донес на нас в полицию. — Тут он оглянулся по сторонам. Чувствовалось, что он знает намного больше, чем говорит.

И в тот же миг послышались выстрелы из карабина, а вслед за этим застрочил советский автомат. Звуки стрельбы донеслись со стороны лагеря, с юго-западного направления, где лес вплотную подходил к населенному пункту. Раздалось еще несколько ружейных выстрелов, после чего все стихло.

— Сидеть! — приказал Невойт Хромому. — Руки вверх!

Тот послушно поднял руки, однако внешне он особого беспокойства не проявил. В тот же миг щелкнул пистолетный выстрел, а за ним последовала автоматная очередь. И снова наступила тишина. Невойт встал, чтобы посмотреть, что там происходит.

— Как следует следите за нашим гостем, — сказал он товарищам, прежде чем отойти.

Выяснилось, что партизанский дозорный был обстрелян двумя полицейскими. Когда же партизан ответил на огонь огнем, один из полицейских бросился в лес, а второй, продолжая отстреливаться, отходил в поле. Партизан был легко ранен. Полицейскому пришлось расплатиться собственной жизнью.

Судя по всему, оба полицейских выполняли задачу по патрулированию. Этой точки зрения придерживался и Хромой, который не имел к происходящему никакого отношения. У убитого полицейского нашли письмо, адресованное начальнику полиции округа. Написано оно было сутки назад, и в нем говорилось что районы, находящиеся севернее населенного пункта Лебки и западнее железнодорожной линии, свободны от партизан. Вот почему полицейские чувствовали себя вполне свободно и даже отважились открыть огонь по партизану, приняв его за бродягу. Не менее интересным оказалось и второе письмо, найденное в кармане убитого. Это был список польских чиновников, изъявивших согласие сотрудничать с гитлеровскими властями, поставлять им секретные сведения. Особенно подчеркивалась роль одного учителя, который, как сообщалось в документе, выдал гестапо целый ряд так называемых врагов государства.

Однако у партизан не было времени подробно заниматься этими бумагами. Невойт передал их Андре, сказав, что им пора готовиться к прорыву. Партизанам нужно было немедленно уходить из этого района на новое место. Хромого решили забрать с собой как заложника. Новый лагерь был разбит южнее шоссе, ведущего на Даброво. Партизаны обнаружили глубокие, заросшие густой травой ямы, над которыми достаточно было натянуть палатку — и жилище готово.

Вилли и партизан-немец облюбовали громадную ель, ветви которой склонились почти до самой земли. Набросали лапника на землю и получилось неплохое убежище, куда можно было снести всю свою поклажу. Оборудовав стоянку, партизаны отправились в село за продуктами. В одно время с ними из лагеря вышли Алексей и Иван, которые намеревались еще раз попытать счастья у старосты Лебков. Макс и Фриц за густым кустарником развернули рацию, чтобы выйти на связь с Центром.