Барбара Нейгауз - Радиосигналы с Варты

Янику не составило труда свести Комара с майором Шаровым, и офицеры довольно быстро нашли общий язык. Комар по нескольку раз в неделю навещал десантников и сообщал им то, что считал важным, а однажды он даже лично участвовал в бою, в ходе которого русские партизаны отбили нападение гитлеровского отряда специального назначения, охотившегося за ними на бронеавтомобилях. Комару нравилось, что советский майор успешно уходил от преследований противника и даже наносил врагу чувствительные удары. Так, за одну только ночь русские ликвидировали в нескольких селах множество жандармов. После проведения этой операции Комар посоветовал Шарову переместиться несколько ближе к Гербе.

Когда их подразделения оказались поблизости друг от друга, Яник стал регулярно появляться у Шарова, часто без особой необходимости, просто так, чтобы поговорить. Яник понял, что Шарову можно задавать любые вопросы. На все майор обязательно даст ясные и обстоятельные ответы. Люблинский манифест, полученный от майора, произвел на Яника сильное впечатление, потому что народу отводилась в нем главная роль, хотя в это нелегко сразу было поверить. Яник интересовался, какой будет жизнь после войны и не получится ли так, что простые люди снова ничего не будут значить, а пес богатого лесничего будет цениться дороже простого лесоруба. В военные годы Яник как бы нашел свое место, почувствовал себя сильным и нужным и очень беспокоился о том, как бы будущее не оказалось хуже прошлого.

Майор Шаров объяснил ему, что жизнь простых людей во многом будет зависеть от того, как они сами ее организуют. С разгромом фашизма на земле еще останется много различных нерешенных задач. Работы предстоит очень много. Советский Союз, безусловно, окажет братскую помощь польскому народу, но вопрос о своей системе государственности должны решить сами поляки. Однако Яник требовал доказательств того, что на освобожденной от гитлеровцев части польской территории уже действует народное правительство, во главе которого стоят представители рабочего класса.

Майору пришлось терпеливо разъяснять молодому польскому командиру, казалось бы, прописные истины. Шаров заметил, что в голове Яника уживались самые противоречивые мысли и представления, он не всегда ясно видел перед собой конечную цель, ошибочно полагая, что борьба ведется ради самой борьбы, однако при всем этом Яник оставался честным человеком.

Кроме того, он старался перенять у майора Шарова некоторые методы его работы. Ему очень нравилось, что майор отдает своим подчиненным гораздо меньше приказов, чем сам Яник, что никогда не угрожает своим людям, не пугает их наказаниями, а воинская дисциплина в его группе намного выше, чем в любом подразделении Армии Крайовой.

Янику трудно было понять, что причина столь разного отношения к своему долгу прежде всего коренится в различном характере армий, в которых они служат. И хотя польские солдаты из Армии Крайовой тоже сражаются против фашизма, однако совершенно из других убеждений, а некоторые из них действуют больше по принуждению, чем под влиянием собственной сознательности.

Яник, словно губка, впитывал в себя все, что ему рассказывал Шаров. Единственное, что Яник не знал, — какую задачу получил советский майор от своего командования и кого он здесь дожидается, хотя, судя по всему, нетрудно было догадаться, что партизаны к чему-то готовятся. Каждый день они выходили на радиосвязь со своим Центром, получали от него какие-то указания. Все люди майора были поделены на совсем небольшие группы, которые постоянно находились в движении. Майор Шаров проверил все опорные и запасные пункты, на которых в случае необходимости могли расположиться партизаны. Порой они ночевали в домах, принадлежащих солдатам Армии Крайовой, или совершенно неожиданно появлялись среди польских крестьян и запросто беседовали с ними.

Сам Шаров, несмотря на сильные боли в позвоночнике, однажды полночи просидел у Вилька в Лебках, расспрашивая Яна обо всем, что его интересовало.

В конце августа взводный получил интересное известие от верного человека из Клобуцка. Как только выдался свободный часок, Яник сразу же помчался к майору Шарову. Как и всегда, он сначала поинтересовался, все ли у партизан в порядке, а потом вдруг выпалил:

— А у меня для вас есть хорошее известие! Группа, которую вы ждете, скоро прибудет. — Какое-то время он наслаждался впечатлением, которое произвели его слова на майора, хотя тот и старался не показать своего удивления. — Они идут от капитана Ханица и уже сообщили об этом.

Майор не спеша свернул козью ножку, раскурил ее и, задумчиво глядя на струйку дыма, спросил:

— Скажи, какое отношение ты имеешь к Армии Людовой?

— Да никакого. Ханица я лично не знаю, а он не знает меня, однако между моим взводом и его батальоном установлена связь, правда хрупкая. — Яник сделал неопределенное движение пальцами. — Вот почему я, собственно, и знаю, кто и когда прибудет оттуда в наш район.

— Объясни мне это как-нибудь попонятнее, — попросил Шаров.

— Речь идет о ваших товарищах. — Голос у Яника стал серьезным. — В Андреасхюте есть лагерь, в котором содержатся пленные советские офицеры. Там их содержат в ужасных условиях и почти ничем не кормят. Больные обречены на верную смерть, а над теми, кого подозревают в связях с движением Сопротивления, лагерное начальство устраивает судебный процесс, похожий больше на расправу. Ежедневно из лагеря бесследно исчезает несколько человек. В вещевом складе вермахта в Андреасхюте работает солдат Армии Крайовой по кличке Черный. Так вот он однажды организовал побег пленных из концлагеря и лично ко мне прислал нескольких беглых офицеров. Сначала я спрятал этих людей на одной квартире, где их подкармливали наши люди. Потом мы переправили их в Клобуцк, а оттуда через границу. В Радомско есть ваши люди, которые занимаются тем, что переправляют через линию фронта бежавших из концлагеря пленных.

Шаров свернул себе новую козью ножку и протянул Янику кисет с табаком.

— Мне бы только хотелось знать, почему ты мне об этом раньше ничего не рассказывал?

— Ты мне тоже не все говорил. Неужели ты думаешь, что Вильк как сумасшедший мчался на велосипеде к тебе, не доложив мне об этом, или он не знает, что я поморгаю пленным русским офицерам?

Майор понимающе кивнул и спросил:

— А кто еще знает об этом?

— Всего несколько человек из моего ближайшего окружения: мой брат и еще человек пять. Ну и, разумеется, наши связные. Из начальства никто ничего не знает, даже поручник Комар. Я в таких делах бываю очень осторожен. И здесь имеются люди, которые не прочь подвести меня под военный трибунал.