Артур Дойль - Мир приключений, 1923 № 04

Мадам Лорье снова рассмеялась.

Бывают женщины, у которых все решительно прекрасно: волосы, глаза, нос, рот, зубы, руки, ноги. Мадам Лорье принадлежала к числу таких женщин. Кроме того, у нее был очаровательный смех, мелодичный, переливчатый, веселый, лукавый, незабываемый. Роскошь тропиков слышалась в нем. Так как она в действительности родилась во французской Вест-Индии, то очень возможно, что она восприняла этот смех, как заразу, от своей няни-негритянки. Слышать смех мадам Лорье значило смеяться вместе с ней и долго потом помнить, что смеялся всласть.

— Нет, право, — сказал Лорье, — не думайте, что я хвастаю! Я просто по натуре толстокож и невпечатлителен. Храбрый человек — это тот, который идет вперед, несмотря на чувство страха. Человек же, никогда не испытывающий страха, вовсе не храбрый. — Можно только сказать, что у него на редкость крепкие нервы, да, пожалуй, неповоротливые мозги.

— И вы в самом деле уверены, что не существует такого стечения обстоятельств, при котором вы бы пришли в ужас? — спросил Деляроз.

Капитан Лорье задумался, жена с улыбкой наблюдала его. Наконец, он проговорил:

— Да, я серьезно думаю, что это так. Никогда не зная чувства страха, я не представляю себе, на что оно похоже. Я никогда не испытывал его. А между тем, я побывал кое-где, многое испробовал — войну, авиацию… В юности я охотился и за львами… Ну, и конечно, чем человек становится старше, тем больше притупляется его чувствительность. Человеку, который между восемнадцатью и тридцатью девятью годами своей жизни ни разу не испугался, поздно уже начинать бояться.

Наступило продолжительное молчание. Мадам Лорье потихоньку зевнула, и, как бы желая наказать за дурные манеры свой пышный полураскрытый рот, побарабанила пальцами по губам. Прекращенный таким образом зевок превратился в улыбку, которая, обласкав сначала капитана Лорье, а затем Деляроза, казалось говорила — Ну-с, господа, что же дальше?

— Знаете, — обратился к ней Деляроз, — мысль о человеке, недоступном чувству страха, раздражает меня. Но если я готов допустить эту мысль, я отрицаю самый факт. И я уверен, что, будь в моем распоряжении несколько часов для приготовлений, я напугал бы вашего мужа до потери сознания!

У Лорье заблестели глаза.

— Я всегда любил сильные ощущения, — проговорил он, — я не знаю, на что похоже чувство страха, но это, несомненно, одно из самых знакомых людям переживаний, и, мне кажется, оно доставило бы мне величайшее наслаждение! Так испугайте же меня! Вызываю вас!

Мадам Лорье бурно рассмеялась. В наступившей затем тишине послышалось воркованье двух голубков, сидевших на соседнем платане.

— Принимаю ваш вызов, — сказал Деляроз. — Но вы неподатливый субъект, это может вскочить мне в копеечку. Что вы скажете насчет небольшого пари! Скажем, десять тысяч франков.

— Сколько угодно, — ответил Лорье, который, как и его друг, был богат. — Пусть десять тысяч… Ну, что же я должен сделать, чтобы испугаться!

— О, вещь давно известную, — проговорил Деляроз. — Просто пойти и в один заброшенный дом, отыскать там определенную комнату и провести в этой комнате десять минут. Если в течение десяти минут вы не почувствуете страха, я уплачу вам десять тысяч франков. В противном случае платите вы.

— А как вы узнаете, испытал ли я чувство страха или нет?

— Вы сами скажете мне, — кратко сказал Деляроз.

Капитан Лорье кивнул головой, оценив в этом ответе деликатное признание своей всем известной честности.

— Ну, а теперь расскажите мне подробные условия пари. В какой дом мне итти?

— Дом этот пользуется дурней репутацией, — сказал Деляроз, — стоит он в глуши сырого, темного и запущенного сада, где давно уже пересохли фонтаны, опавшие листья не убирались уже много лет, — а в дуплах деревьев гнездятся совы. Сад обнесен высокой стеной. Стены дома необыкновенно толсты, а в окнах двойные рамы, так что крик о помощи не может быть услышен снаружи. Вы хорошо сделаете, если захватите с собой револьвер.

— Ого! Значит, мне грозит нападение?

— Не нападение, а испуг.

— Где же это место, от которого отдает Эдгаром По?

— Оно находится на окраине Сен-Жерменского предместья. Некогда там жил известный затворник и естествоиспытатель аббат Клюн. Вы, вероятно, помните, что он был найден мертвым в одной из комнат своего дома с черной и посиневшей кожей и совершенно раздробленными костями — словно две исполинских руки катали его между ладонями до тех пор, пока не раздавили и не сплющили тело. Будучи при жизни человеком среднего роста, он после смерти казался футов семи росту…

— Но мой муж не должен пострадать! — воскликнула мадам Лорье; — никакого насилия, никаких грубых шуток!..

— Пострадает только его гордость и самомнение, — спокойно сказал Деляроз.

— Как же мне добраться до места этой поистине ужасной смерти? — спросил Лорье.

— О, кто-нибудь укажет вам дорогу, — отвечал Деляроз. — Дом называется «Змеиная Вилла». Вы найдете калитку незапертой и без труда проникнете в дом. Он очень большой, и комнаты для гостей снабжены номерами. Номер той комнаты, в которой вы проведете десять минут — тринадцатый. Это та самая комната, в которой бедного аббата Клюна нашли раздробленным и вытянутым на манер большой сосиски из человеческого мяса.

— Кто убил его? — спросила мадам Лорье.

— Не человек — теперь это выяснено, — ответил Деляроз.

— Аббат Юнон был натуралист, — сказал Лорье. — Последнее его обиталище называется Виллой Змей. Отсюда я заключаю, что какой-нибудь объект его наблюдений, скажем, какой-нибудь большой удав, привел его в такое состояние, чтобы проглотить. Однажды я видел тушу осленка, приготовленного для той же цели гигантским удавом, — и вид его в точности соответствовал вашему описанию трупа аббата Клюна.

— Ни змеи, ни следов ее в данном случае не было обнаружено, — заметил Деляроз.

— Едва ли она могла пережить хотя бы одну из наших парижских зим, — проговорил Лорье, — змеи и американцы не могут жить без искусственного тепла… Когда же мне отправиться на эту примечательную виллу?

— Завтра, в восемь часов вечера — вам подходит?

— Вполне!

— Меня прохватывает сладкая жуть при одной мысли, что на свете бывают подобные ужасы, — объявила мадам Лорье и обратилась к мужу с вопросом:

— А у тебя нет предчувствия, что в течение этих десяти минут случится что-то такое, от чего у тебя остановится сердце хотя бы на одно мгновение?

— Никакого! — отвечал он. И чтобы показать это, я завтра же утром заверну к Келлеру и куплю тебе кое-что на те десять тысяч франков, которые я выиграю завтра вечером, десять минут девятого!

Мадам Лорье залилась своим заразительным смехом. Она любила почти все, что поступало из несравненного Келлеровского дворца изящных домашних вещиц — приборы для маникюра и нессесеры, достойные того, чтобы храниться в музее.