Александр Куприн - Бармен из Шереметьево. История одного побега

— А хотите, про любов расскажу?

Я так лбом в стекло и треснулся от неожиданности. Но все молчат — тема-то стремная. Не казарменная тема-то, да и не ментовская вовсе.

— Ну расскажи, брат Бердыев, — говорю я неуверенно.

И он начинает.

Есть у него в деревне осел. Старый рабочий осел. Лет ему немало, упрям невероятно, но службу свою ослиную несет без нареканий и жрет умеренно.

— А как зовут-то? — бесцеремонно вторгается кто-то из самого угла.

— Так зачем звать? Ведь не слушает он все равно. Надо за веревка тащить.

— Не, ну имя-то есть у него?

— Ишак же. Зачем ему имя? — снисходительно отвечает рассказчик.

И продолжает.

А дом Бердыевых стоит на самом краю деревни Гарауль. Сразу за домом — большой оросительный канал. Оразмухаммед долго и обстоятельно рассказывает, как строился этот канал, как бульдозеры вязли в песке, как на дно канала стелили толстую полиэтиленовую пленку, как с непривычки в воду падали и тонули дикие сайгаки, но потом научились пить не падая. Никто рассказчика не перебивает, хоть он и ушел от романтики в унылые будни соцстроительства. Делать-то один хрен нечего, а до отбоя далеко. Но вот канал с горем пополам построен, и рассказчик возвращается, собственно, к любви. Однажды он заметил в своем подопечном на первый взгляд незначительную, но странную перемену — у старого ишака приподнялись уши, до этого годами безжизненно висевшие. Тут вся казарма затихла и стало слышно, как по жестяному подоконнику снаружи барабанит дождь. Дальше — больше: ослик начал уклоняться от службы, укусил бабушку и вообще стал проявлять склочный, антисоциальный характер, не подобающий сознательному советскому ослу. Уши его с каждым днем медленно, но неуклонно поднимались, мутные прежде глаза заблестели, и вот однажды он запел, повернув морду к каналу.

— Как это запел? — выплеснул я немного здорового скепсиса. Бердыев повернулся ко мне, глаза его наполнились слезливой тоской, он закинул голову, и по казарме понеслось протяжное: «И-и-и-и-и-й-й-я-я-а-а-а!» Тут же в коридоре загремели сапоги и показался перепуганный дневальный. «Тс-с-с, — замахали на него руками очарованные слушатели. — Иди, иди осюдова на пост! — Но тот не ушел, заинтригованный, а ступил внутрь и прикрыл за собой тихонько дверь.

Любовь. Невидимая постороннему глазу, всепоглощающая, бессмертная любовь разливалась между тем в насыщенном песочной пылью воздухе совхоза Гарауль. Довольно скоро Бердыев выяснил, что на другом берегу канала приезжие творческие люди снимают кино. Они разбили немаленький лагерь, и среди камер, машин, проводов, синего автобуса, полевой кухни и прочей атрибутики есть у них в штате две ослицы для подвозки всякой всячины. К ним-то и воспылал удаленно старый заслуженный ишак. Им ушастый Ромео и песни пел. Еще через неделю он начал перепрыгивать изгородь и болтаться вдоль берега, но в воду войти не решался, даром что осел. Привести его обратно становилось все труднее — он огрызался и сам в ответ кричал непотребности на ослином. Потерявший всякое терпение Оразмухаммед решил его привязать. На беду в это время в деревню привезли баллоны с газом. Требовалось незамедлительно сделать четыре ходки с пустыми баллонами для замены их на полные — всегдашняя ослиная работа. Но влюбленный забастовал.

— Я бил его палкой — толко пыл прошел.

«Вот, подумал я рассеянно и с некоей даже гордостью», — говорит туркмен по-русски через пень-колоду, а слова какие редкие знает — «пыл прошел». Вот что значит наша родная советская школа! Но из дальнейшего повествования сделалось ясно, что от ударов палкой из ослика пошла пыль. Пыл же его вовсе не прошел. Больше того — ночью осел перегрыз веревку и бесследно исчез. Тут Бердыев сделал паузу, а мы скоренько сунули дневальному в руки чайник и отправили за водой, чтобы послушать развязку под ароматный грузинский чай с опилками. Но, подобно влюбленному ослу, дневальный не слушался — чайник взял, поставил под ноги, а идти отказался. Очень хотелось и ему узнать все перипетии ослиной любви.

— Долго ли, коротко ли… но через несколько дней наш ослик вернулся. Пришел сам. — Бердыев даже показал, как это выглядело — прошел, виновато глядя в пол и ритмично раскачиваясь в стороны, между рядами кроватей, а к ушам приложил свои ладони пальцами вниз. Опустились, значит, уши. Был герой-любовник худ, грязен и густо облеплен репьями да колючками. Самое же главное — он улыбался!

— Как улыбался? — опять раздался богомерзкий голос из угла.

— А вот так, — ответил рассказчик и улыбнулся по-ослиному, при этом углы рта были опущены вниз. Это была настоящая ослиная улыбка. Как он это сделал, я, к сожалению, передать не могу — тут нужен настоящий писательский талант. Могу только сказать, что черные туркменские глаза его в этот момент светились смесью счастья и гордости за своего безымянного ослика.

Вот такая Love Story.

История эта печальна, поучительна и в трех действиях. Познакомился Артур с симпатичной официанткой. То есть она была учительницей, но в Армении, а в Лос-Анджелесе работала без документов в ресторане. Артур тихоню полюбил и незамедлительно предложил ей руку, сердце, американский паспорт и кредитные карты. Сыграли скромную свадьбу, подали бумаги ей на статус и стали ждать.

Тут наступает действие второе — «Те же и добрые люди».

Поток эмигрантов из России давно иссяк, но из Армении он широк и стабилен как река. И принесла эта река каких-то негромких людей, которые знали невесту еще по Еревану. Они шепотом рассказали Артуру, что у его новой жены Анаит уже есть муж в Армении, что развелась она с ним фиктивно и что именно с ним, а не с подругами, скайпится, коварная, ночными часами. Запечалился Артур, загрустил, но виду не подал. Из грусти его родился иезуитский план. «Взял я ее фотографию и поехал на Восьмую и Альварадо — ну ты знаешь…»

А кто не знает этот угол в мексиканском квартале? Там быстро и не слишком качественно за невеликие динеро страждущим изготовят грин-карту, права или что клиент пожелает. Фуфлыжную грин-карту на имя жены Артур сам отправил на собственный домашний адрес в серьезном официальном конверте. Через три дня его сексуальная жизнь закончилась навсегда. Простодушная Анаит, распечатав официальный конверт со своей фамилией, и подумать не могла, что держит в руках не вожделенную грин-карту, а бессмысленный кусочек пластмассы. Бедняжка посчитала, что вопрос с ее статусом решен, и начала думать, как элегантно выйти из этого брака. Стала она рассеянна, о чем-то думала, улыбалась невпопад и от Артура дистанцировалась. Горько было джигиту это наблюдать, но план есть план, и вот он уже предлагает ей провести выходные в Мексике. Там он замыслил ее оставить в расчете на то, что Анаит самостоятельно попрется к границе, предъявит поддельную грин-карту и услышит, как на ее руках с металлическим щелчком закроются наручники.